Наталья Антарес - Душа и тело

ГЛАВА I

Если бы я была, к примеру, всемирно известной кинозвездой, блистающей на голливудских подмостках, или, скажем, совершила бы головокружительный карьерный рывок в более прозаичной сфере и стала самым молодым управляющим крупного банка, или, предположим, неожиданно вышла бы замуж за финансового воротилу и превратилась в расфуфыренную светскую львицу, не вылезающую с гламурных тусовок, тогда, вполне возможно, перипетиями моей жизни заинтересовались бы многочисленные охотники за сенсациями, и мне осталось бы лишь сделать выбор, на страницах какого из модных изданий самозабвенно изливать душу. Но рядовая домохозяйка из ничем не примечательного городка с двадцатитысячным населением априори не вызывала пристального внимания у представителей прессы, заведомо уверенных, что в такой глуши толком не происходит никаких действительно значимых событий, а единственным развлечением местных жителей испокон веков являются пьяные посиделки и бытовые сплетни. Будь у меня хотя бы одна близкая подруга, чтобы поделиться с ней своими мыслями, чувствами и проблемами, я бы скорее всего не испытывала столь болезненного одиночества, однако, после того, как моя наивная доверчивость обернулась горьким разочарованием в самом понятии женской дружбы, я с горечью осознала непреложную истину: быстрее человечество колонизирует обитаемый космос, чем отдельные индивиды перестанут задыхаться от черной зависти, распространять гнусную ложь и подло злоупотреблять оказанным доверием, бессовестно самоутверждаясь за счет чужих неприятностей. Несколько подобных инцидентов, случившихся практически подряд, заставили меня лишний раз вспомнить о драгоценном происхождении молчания и решительно ограничить общение с так называемыми подругами до обсуждения сугубо отвлеченных вопросов, никоим образом не касающихся моих взаимоотношений с мужем и прочих аспектов личной жизни. Я надела маску и с тех пор не снимала ее ни на мгновение, а моя семья давно считалась едва ли не образцово-показательной: в глазах окружающих, мы успешно преодолели неминуемый кризис первых лет брака, благополучно притерлись друг к другу и теперь старательно строили прочный фундамент счастливого совместного будущего. Справедливости ради стоило отметить, что с формальной точки зрения всё именно так и обстояло, а вот в реальности небо над нашим домашним очагом выглядело далеко не безоблачным, и, признаться честно, я не только никак не могла определиться, чья же в этом вина, но и невольно ставила под сомнения саму целесообразность бесконечного поиска правых и виноватых. Куда чаще я задавалась иным вопросом: а не зря ли я вообще вышла замуж, ну, или по крайней мере, не чересчур ли поспешила связать себя узами Гименея?

Всего каких-то пять лет назад я была свободна, как вольный ветер, гуляющий на раздолье чистого поля, я была полна надежд и планов, фонтанировала идеями и заразительно смеялась: не будучи удивительной красавицей, я привлекала мужчин непосредственностью поведения, искренностью улыбки, верой в чудеса, способностью видеть в людях только хорошее… В девятнадцать всё вокруг казалось мне прекрасным, для меня были открыты сотни дверей, однако, я зачем-то шагнула в первую попавшуюся, и не сразу сообразила, что попала в западню. Но, как это обычно и бывает, прозрение наступило слишком поздно, да и то, быть может, это я не умела ценить выпавшего мне счастья в лице преуспевающего супруга-бизнесмена и безбедной жизни за границей? Не умела адекватно воспринимать «земные радости простые» и тайно лелеяла поистине кощунственные мечты сбежать из своей позолоченной клетки – подальше от Ор-Эркеншвика, подальше от Эберта, подальше от сытого, обеспеченного, стабильного, но при этом непостижимо бессмысленного существования.

Когда мы впервые встретились с Эбертом, командированным в столицу по делам компании, где он в то время работал, ему уже исполнилось тридцать пять, за спиной у него был неудачный семейный опыт и двое детей от бывшей жены, тогда как я буквально только что поступила на первый курс факультета журналистики, и мои мысли целиком занимала учеба. Я со школы неплохо владела английским, а в образовательную программу выбранной мною специальности также входил немецкий, и найти общий язык с Эбертом у меня получилось с непринужденным изяществом. Узнав, что в довершение ко всему, я еще и на треть немка по национальности, Эберт окончательно воодушевился, и наш роман начал развиваться семимильными шагами.