Ирина Енц - Лошадь масти игреневой

Директор как-то хмыкнул неопределенно, и косясь на старушку, все еще старающуюся стать незаметной под его взглядом, проговорил строгим голосом:

– Тут у нас сегодня новый зоотехник приедет. Так, Ольга Викторовна, голубушка, уж вы встретьте его и введите в курс дела. Насчет общежития я распорядился. А меня опять срочно в область вызывают. Думаю, дня через четыре буду.

Все еще держа ладошку Марии Афанасьевны в своей руке, я заверила директора, что все будет исполнено в лучшем виде. Он закивал в ответ на мои заверения головой и скатился колобком с крыльца к, ожидавшему его УАЗику.

Проводив начальство взглядами, мы зашли внутрь конторы, где нас окутало тепло топившейся печи. Усадив Марию Афанасьевну на стул, я бухнула чайник с водой на горячую плиту. Помогла раздеться старушке. Достала из шкафчика сахар и сушки в старой консервной банке из-под томатного соуса, приспособленной мною под вазочку. И, только тогда, усевшись напротив бабульки, произнесла:

– Что у вас случилось, Мария Афанасьевна?

Она, как-то сморщила личико, как будто, собралась заплакать. И, дрожащим от отчаяния голосом, проговорила:

– Олюшка, «Слезы Ангела» пропали!

Сначала, я даже не поняла, о чем она говорит. «Слезы Ангела» – это бриллиантовые серьги ее тетки Аграфены, которые я обнаружила в подземелье рядом со скелетами Аграфены и ее возлюбленного Ивана. Бриллианты чистой воды около полутора карат каждый в виде капель, были подарены Аграфене ее несостоявшимся мужем, купцом Игнатовым, который заправлял всем в здешних краях еще при царе-батюшке, добывая между делом золото из рудника. Я нашла их в прошлое свое приключенье и отдала Марии Афанасьевне вместе со строгим наказом, никому их не показывать. Ни к чему было искушать людей. И, вот сейчас, старушка говорила, что эти самые серьги пропали.

Я похлопала на бабульку глазами, потрясла головой. Может у меня со слухом проблемы наметились?

– Мария Афанасьевна, повторите пожалуйста, что вы сейчас сказали?

Старушка закачала головой, и вдруг разрыдалась. Сквозь всхлипы, произнося по одному слову:

– Слезы … Ангела … пропалииии ….

Я кинулась ее утешать.

– Да, вы так не расстраивайтесь. Может, закатились куда, а вы и не заметили. Давайте, я пойду с вами, и мы вместе их поищем.

Афанасьевна довольно быстро справилась со своими рыданиями. Утерла нос краешком платочка, и быстро заговорила.

– Олюшка, дитятко, да бес бы с ними, с серьгами этими проклятыми! Я ведь чего боюсь. Кабы, из-за этих висюлек смертоубийства какого не произошло. Сама ведь знаешь, искушение то великое. А, виноватой то я будууууу….. – Опять горестно взвыла она. – Ведь как я их брать то не хотела!!! Словно, сердце чуяло, не будет от них добра!!

Тяжело вздохнув, я подошла к печке, сняла закипевший чайник с плиты и заварила чай. А сама думала. Про серьги я никому не рассказывала. Ни милиции, ни Михалычу, ни, даже, Павлу. Надо бы расспросить старушку, может случайно, кому проговорилась.

Налила в кружку крепкой заварки, добавила кипятка, и поставила перед Марией Афанасьевной. Пододвинула «вазочку» с сушками и сахаром.

– Вы пейте, пока горячий. А то, сколько просидели на морозе. Не дай Бог, простудитесь.

Старушка с благодарностью посмотрела на меня.

– Спасибо, дочка.

Я отмахнулась.

– Да, не за что! Дома бы я вас угостила, как полагается. А здесь, что? Сушки, да кипяток с сахаром.

Старая женщина неспеша размешивала сахар в кружке. Ложка позвякивала о края.

– Да, я ж не о чае … Хотя, и за него, спасибо. За отзывчивость твою. Что, не отмахнулась от старого человека. – Она, как-то грустно посмотрела на меня.

У меня от жалости, аж слезы на глаза навернулись. Я на мгновение отвернулась от нее, чтобы взять себя в руки. Потом подошла и крепко ее обняла за плечи.

– Мария Афанасьевна, я обещаю вам, что приложу все силы, чтобы найти эти серьги. Вы только не волнуйтесь. Все будет хорошо.

Обычные формальные фразы не могли передать всех моих чувств. Но, я просто не знала, как еще могу утешить старую женщину.

Подождав, пока она допьет чай, я предложила пойти к ней домой и еще раз поискать как следует.

Вскоре, мы сидели в теплой уютной комнате, где тикали старые ходики и потрескивали поленья, подброшенные в печь на рдеющие угли. Мария Афанасьевна юркнула в спальню и вышла оттуда, неся в руках резной деревянный ларчик.

– Ты ж помнишь, я при тебе их сюда прошлый раз положила. А теперь, глянь, нету их здесь.