Ирина Енц - Лошадь масти игреневой

– Ой ли…?

Ответить я не успела. На улице опять залаял кобель и раздался громкий стук в ворота. Тетка с ворчанием: «кого еще принесло на ночь глядя», накинула шубейку и вышла на крыльцо.

– Кого еще нечистая по ночам носит? – Грозно рыкнула она.

Кобель обиженно взвизгнул. А я, с облегчением, услыхала родной голос. Михалыч орал так, что переполошил всех собак в округе.

– Степанида, открывай!

Калитка скрипнула и две пары ног затопали по крыльцу. Вскоре в дом ввалился Михалыч, Степанида замыкала процессию. Избытка вежливости в голосе ее совсем не слышалось.

– Чего тебе, черт старый?! Чего по ночам шастаешь?!

Михалыч мне лихо подмигнул, пока хозяйка не видела, и, не обращая внимания на неласковые ноты в голосе тетки, запел соловушкой:

– Степанидушка, выручай! Край четверть нужна. Кум их Хворобино приехал, а у меня пусто. Я ж знаю, у тебя есть маленько. Так уж не дай мне перед кумом то осрамиться!

Степанида недобро глянула на старика и полезла куда-то за печь. Вскоре показалась оттуда с поллитровой бутылкой, наполненной мутноватой жидкостью.

– Четверти нет. Думаю, вам и этого хватит. – Грохнула она бутылкой об стол так, что чашки подпрыгнули и жалостно звенькнули. Михалыч стал хлопать себя по карманам, пытаясь найти деньги, которых там отродясь не было. Я, воспользовавшись моментом, достала из кармана трешку. Положила ее на стол.

– За масло и самогонку хватит?

Степанида хмуро глянула на меня.

– А с каких это пор, ты за самогонку егерям платишь?

Я улыбнулась на всю возможную ширину, так, что аж скулы заломило.

– Так свои люди, сочтемся.

Степаниду от моей улыбки слега передернуло, но возражать она не стала. Сгребла трояк и засунула себе в лифчик. Я подхватила куртку и направилась к выходу, дернув Михалыча за руку.

– А чай, как же? – Запоздало опомнилась гостеприимная хозяйка.

Я, чуть ли не земно кланяясь, скороговоркой выпалила:

– В другой раз обязательно. А сейчас уж поздно. Спасибо большое.

Михалыч все еще стоял на пороге, похоже собираясь поясно кланяться. Я опять его дернула за руку.

– Пошли уже! Избу выстудишь, да и кум, поди, заждался.

Через несколько минут мы были с ним за забором. Я с облегчением выдохнула. Вот же, опять умудрилась вляпаться! Мои мысли прервал Михалыч.

– Надо бы к Афанасьевне заглянуть. Волнуется, поди.

Я похлопала на него глазами.

– А с чего это ей вдруг волноваться? Вроде, пока все спокойно. Ты мне лучше скажи, – я всунула ему поллитровку в руки, – С какого такого перепугу к тебе кум на ночь глядя явился. Вы там с ним сейчас накушаетесь. А тебе ведь завтра с утра на работу. У нас во, новый зоотехник приехал. Ему место надо показывать, где ферму лосиную будут строить. А место это – в твоем обходе.

Михалыч как-то странно на меня посмотрел, разулыбался, а потом, и вовсе, начал смеяться с подквакиваньем, что выдавало крайнюю степень веселья у него. Я терпеливо ждала, пока он закончит веселиться, нахмурив брови. Когда, отсмеявшись, он стал вытирать ладонью глаза, я сурово спросила:

– И чего тебя так развеселило в моем вопросе?

Михалыч посмотрел на меня с улыбкой.

– Да, погоди ты, Викторовна, сердиться. Я думал, ты догадалась …

От подобных речей я стала еще больше злиться.

– Догадалась, о чем???! – Так у меня язык и чесался, чтобы добавить крепкое словцо.

Михалыч, довольный тем, что в кои то веки он понимает больше, чем я, начал обстоятельно докладывать.

– Я с новым зоотехником в общаге был. Вводил, так сказать, молодого специалиста в курс дела. – Я нахмурилась еще больше. Надо будет еще потом разобраться, что это за «курс» такой, что парень смотрит на меня, как на дракона. Михалыч мою мимику заметил, и поспешил перейти на следующее событие в его рассказе. – Так вот, смотрю, по улице в сторону конторы Афанасьевна бежит. Зайчика моего у крыльца увидала, да прямо в двери. Тут я вышел, и спрашиваю, чего, мол случилось. А она, испуганно так: «Олюшка к Степаниде за маслом пошла». А я, то, сначала, и не понял вовсе. Смотрю на нее и спрашиваю: «И чего ты в этом страшного нашла?» А, она на меня так, по-особенному посмотрела, да и обругала еще. Ты что, говорит, козел старый, совсем из ума выжил? А мне такое обращение обидно стало. Только я собрался ей укорот дать, как она, жалобно так, говорит: «Ты что, забыл, что ли, кто у нее в кумовьях то был? Да и Петька то, племянник ейный. А где у нас сейчас Петька? То-то..!» Тут я сообразил, что ты за маслом то пошла в это гнездо аспидное, а сама то, и знать ничего не знаешь. Вот и кинулся тебя выручать. Степанида то, баба сурьезная. И зашибить ненароком может.