Дмитрий Цепкало - Чуждо, как во сне

– Это сложно представить, – осторожно сказал Николай.

Павел издал истеричный смешок.

– И кто мог звонить мне, идеально сымитировав голос Василича? Я тебе клянусь – это был он! Куда отправилась вся семья, не оставив единого следа? Думаешь, на этом все странности кончились? Помнишь об анализе ДНК? Лаборатория сказала, что мы над ней знатно пошутили! Видишь ли, анализ оказался «слишком грязным». Они нашли в образце землю, песок и воду. Но ДНК они тоже смогли отделить! ДНК кабана, змеи, ежа и дождевого червя. Бред? Ничего, думаю, сейчас мы все поймем. Но мне почему-то от этого не легче. Не удивлюсь, что никакого лесника и не было… Кстати, когда осматривал квартиру, заметил там вот этот листок, лежащий прямо на полу, – Павел достал из-за пазухи мятый клочок бумаги.

Николай взял в руки листок. На нем весьма схематично детской рукой была нарисована карта: дорога, красные деревья и домик с крестом на вершине. А прямо за зданием был начертан черный квадратик. Также в самом низу располагалась небрежная надпись: «Меня закопали семнадцатого июня»

– Так сегодня семнадцатое! – воскликнул Николай.

– Знаю. Ну что, пойдем?

– Подожди! – Николай схватил Павла за руку, – если все так, как ты говоришь, то нам нужно подкрепление.

Павел одернул руку.

– Я и так потерял много времени. Хочешь – звони, но я пойду. И надеюсь, что ты прикроешь мою спину.

Николай кивнул, и Павел передал ему ружье, а сам достал пистолет Макарова и начал прокладывать себе путь через высокую траву. Николай заколебался, размышляя, пойти ли за другом в таком состоянии, но решил, что ему ничего не угрожает. Павел не видел угрозы в Николае, его страшило что-то еще. Именно поэтому Павел вытащил его из дома таким грубым способом. Николай бы не простил себя, если бы сейчас оставил друга одного.

Вокруг было слишком тихо, лишь древняя часовня ритмично поскрипывала под собственные мотивы. Ничьих следов видно не было. Коллеги слышали биение собственных сердец, быстрое и гулкое, отдающееся в ушах. Они шли медленно, светя фонарями перед собой.

– Я слышал какой-то хруст! – вдруг сказал Николай.

Павел тоже его слышал. Они подошли к источнику шума. Он издавался из ямы, выкопанной за часовней. Павел уже догадывался, что он увидит, Николай же от увиденного отпрыгнул и круто матернулся.

– Что за хрень?! – взвыл он.

– Я думаю, это справедливость, – спокойно ответил Павел, расслабившись и присев на колени.

В эту своеобразную могилу было тяжело поместить взрослого человека, учитывая ее размеры. Однако, тот, кто изуродовал тела Екатерины Анатольевны, ее мужа Геннадия Владимировича и его сестры Татьяны Владимировны, справился с задачей. Тела родственников были грубо изломаны в нескольких местах, чтобы их можно было плотно сложить вместе. Из-за этого тут и там белели частично выдернутые кости и висели безобразные лоскуты кожи и мышц, с которых медленно капала свежая кровь. Голова Екатерины Анатольевны, чудом державшаяся на клочке, который когда-то был ее шеей, покоилась наверху этой чудовищной конструкции и издавала те самые хрустящие звуки. Внезапно ее глаза открылись и посмотрели на Павла. Из последних сил она произнесла:

– Это… мой… мальчик…

И замолкла навсегда.

Павел заметил кое-что еще. Он отвел фонарик немного в сторону и увидел, что в нескольких сантиметрах от могилы лежал обнаженный скелет маленького человека… точнее, ребенка лет семи-девяти. Его размеры как раз совпадали с величиной могилы.

Первое памятное видение произошло в детстве. Мне было 6 лет, когда мать оставила меня буквально на час, чтобы сходить за покупками. Солнце уже клонилось к закату, и в его угасающих лучах я играл машинками в коридоре у входной двери, ожидая маму. Тогда оно и произошло. Сначала возник звук, что-то среднее между потрескиванием дерева и жужжанием насекомого. Он доносился прямиком из двери. Я поднял голову к источнику шума и увидел нечто ужасающее. Знаете, какое отталкивающее пучеглазое и зубастое существо получается, когда человеку отрезают веки и губы? Вот одного я такого и увидел. Бесстрастное, покореженное мужское лицо, сотканное из узора на двери, разглядывало меня, а я его. Что было дальше, я не помню. Потом мама говорила, что нашла меня без сознания, лежащим на полу возле двери, а соседи рассказали ей, как я визжал до хрипоты…

Вот она – сила страха. Тогда он заставил меня отключиться. Потом видения участились. Эти, с позволения сказать, существа могли проявиться где угодно: в случайно смятой простыни, в тени деревьев или пенке на свежеприготовленном кофе. Они были похожи на людей, насколько мне казалось, но у них всегда отсутствовали какие-либо части лица. И всегда был этот пронзающий взгляд. Они смотрели на меня, даже когда у них не было глаз. Будто покалеченные жертвы чудовищных экспериментов сумасшедшего хирурга сбежали и требовали мести. И если эти картины появлялись в дневное время, чего уж говорить об образах, рождавшихся в моей комнате впотьмах? Ночные ужасы доводили меня до истерик и мокрых простыней. Ночью я не мог спать, а днем просыпался от каждого шороха. Одиночество мгновенно вызывало панику, поэтому со мной всегда находился кто-то из родителей. Это сломит любого. Как-то отец застукал меня, когда я пытался закапать уксус в глаза, лишь бы больше не видеть лиц. Страх заставляет нас совершать безумные поступки, если дать ему волю.