Евгений Ходоровский - Раднесь

«Чего она пристала ко мне? – мысленно недоумевал Артём. – Да и кто она такая вообще?.. Стоп! Она назвала меня по имени!»

Перед Артёмом никого не было. Получилось так, что последнюю фразу он сказал, как бы в пустоту, ни для кого. Со стороны это казалось странным, и курившие неподалёку две студентки хихикнули.

– Ты чего тут бушуешь? – к Артёму подошел его друг и заодно коллега по кафедре, на которой работал, Женя. Он тоже вышел на улицу покурить на перемене.

– А? Привет, – ошалело покрутив головой, ответил Артём. – Да чертовщина какая-то мерещится. Стою, смотрю бездумно на рекламную тумбу, никого не трогаю, вдруг какая-то женщина назвала меня по имени и стала тыкать мне каким-то объявлением. Фигня какая-то!

– Твоя знакомая?

– Так в том то и дело! Я её первый раз вижу, а она меня по имени назвала. Странная какая-то.

– По пьяни, поди, не запомнил даже, гы-гы…

– Сам ты – по пьяни! Я, в отличие от некоторых, практически всегда всё помню.

– Да ладно, знаем мы! Что за объявление-то? Тут, по-моему, кроме рефератов и курсовых за деньги отродясь никогда ничего путного не было.

– Ну вот именно! Я и стоял, говорю, тупо, без всякой мысли смотрел, а она: мол, ну когда же ты, Артём, наконец-то уж обратишь-таки внимание на это объявление! – и Артём ткнул пальцем прямо в центр доски, испещрённой наклеенными разнокалиберными бумажками с отрывными кусочками, где были указаны номера телефонов.

– И конечно, это объявление сильно отличается от остальных! – саркастически воскликнул Женя. – Но надо признать, я бы на него внимание не обратил, если бы не ты, о внимательнейший из землян!

На обычной белой бумажке на лазерном принтере было отпечатано: «Если вы читаете это, у вас развита интуиция. Приходите к нам, и мы поможем вам развить способности. Адрес: ул. Цвиллинга, 51. Не забудьте ваш Знак».

– Мистика какая-то…

– Да какая мистика! Обычный развод на бабки. Сетевой маркетинг, мать его!

– Но ты же его и не заметил бы, если б я тебе на него пальцем не ткнул! – Артём начинал лихорадочно искать объяснение случившемуся. – Так же, как и я, пока мне эта женщина на него не указала!

– Правильно, и не заметил бы! Потому что для нормального, здорового человека такие объявления бессмысленны. Ну что за чушь, Тёма?! – Женя скривил губы и процитировал надпись противным гнусавым голосом. – Тьфу, блин, бред какой-то! Ты ещё сходи по этому адресу, там наверняка такому лоху, как ты, обрадуются.

– Да нет же! Тут что-то есть, я сам пока понять не могу. И почему она меня по имени назвала?! Фу-у-у, – Артём провел тыльной стороной ладони по лбу, – надо напиться сегодня…

– Вот! Вот с чем я к тебе и шёл! Я пару закончил, и, не поверишь, меня посетила именно такая мысль: а не бухнуть ли нам сегодня?

– Ой, ё-моё, ну ничего другого от тебя я и не ожидал, нет бы там в шахматы предложить поиграть! А он – «пойдём бухнём»…

– Не, ну можно и в шахматы. Но перед этим пивка попьём, а?

– Вот что меня удивляет в тебе уже на протяжении нескольких лет, так это дар убеждения. Ладно, у меня ещё сейчас одна лекция, потом пойдём пива попьём. Уж больно погода хорошая, душа поёт, весна-а-а!

– Вот! Вот теперь я вижу перед собой нормального Тёму, а не сумасшедшего у доски объявлений. Договорились. Пошли, уже звонок давно прозвенел, сейчас все студенты разбегутся.

– Да хоть бы все и разбежались – нашим легче, гы-гы-гы…

* * *

Артём попал домой уже за полночь. Хорошо, что он уже давно жил отдельно от родителей и ему не надо было оправдывать поздние приходы домой ни перед кем.

Всю ночь ему снилась какая-то белиберда. Как будто он очутился в каком-то заснеженном краю, выли волки, вокруг тайга, полная луна… Потом он во сне очутился у большого костра, вокруг всё мелькало, он носился вокруг этого мерцающего источника света в расшитых бисером лохмотьях, бормотал бессвязную ерунду. На него смотрели незнакомые люди, костёр освещал их угрюмые раскосые лица. Они время от времени вторили ему гортанными непонятными звуками, и он в ритм этим возгласам ударял в бубен, а в кулаке у него было зажато что-то, что больно кололо его ладонь.

Этот предмет, сначала причинявший ему боль, затем как будто врос в его плоть, что создавало ощущение сопричастности чему-то огромному – такому огромному, что это даже не укладывалось в сознании, которое постепенно сливалось с этим космосом, и каждая песчинка этого космоса становилась его сознанием. Это продолжалось до тех пор, пока им не овладел какой-то совершеннейший ужас от мысли, что он уже никогда не вернется в привычное человеческое обличие, и он разжал ладонь.