Джон Соул - Черная молния

– Пора, – сказал он, обращаясь к ней. Открыв дверь своего кабинета, он очень удивился тому, что Энн осталась стоять у окна. – С вами все в порядке?

Энн нахмурилась и попыталась вразумительно объяснить то, что происходило с ней.

– Я не знаю, – сказала она и пожала плечами. – Я... О Господи, я настолько запуталась, что не могу сказать о своих чувствах ничего определенного. Еще вчера мне все казалось совершенно ясным и понятным, а сейчас...

– Вам вовсе не обязательно присутствовать при этом, – резонно заметил начальник тюрьмы. – Можете подождать здесь, если хотите.

Какие-то доли секунды Энн испытывала сильнейшее искушение воспользоваться предложением Растина, но тут же отбросила соблазнительную мысль и решительно покачала головой:

– Нет, я просто не могу себе этого позволить. Что обо мне скажут люди? Ведь я всех убедила в том, что он заслуживает смерти, а теперь увильну от присутствия на его казни.

Вендел Растин понимающе кивнул:

– Я знаю, Энн, но должен вам сказать, что выступать за смертную казнь и наблюдать ее своими собственными глазами – совершенно разные вещи. Мне об этом сказали знающие люди.

Ее стали одолевать сомнения. Как было бы хорошо остаться в кабинете и подождать, пока все не закончится.

– Ничего, – решительно сказала она и твердой походкой вышла из кабинета. – Все будет нормально.

В ее душе еще боролись противоречивые чувства, но она убедила себя в том, что присутствие при казни – ее работа и ее нужно сделать добросовестно.

Рядом с комнатой, где находился электрический стул, располагалось небольшое помещение для зрителей. Когда Энн вошла на галерею, там уже было полно народу. Повсюду мелькали знакомые лица адвокатов, полицейских офицеров и высокопоставленных чиновников. Марк Блэйкмур, командир группы особого назначения Сиэтла, уже сидел в первом ряду и приветливо помахал ей рукой, приглашая к себе. Она облегченно вздохнула, увидев земляка, и направилась к нему. Тяжело опустившись на свободное место, она с ужасом обнаружила, что оказалась как раз перед зловещим орудием казни.

Электрический стул поражал своей простотой и какой-то ужасающей обыденностью. Он был сделан из дерева, имел довольно широкое основание и множество кожаных ремешков, которыми прикрепляли к стулу преступников. Над спинкой стула висели два электрода, подсоединенные к толстому электрическому кабелю. Вся камера была залита ярким светом четырех мощных ламп, укрепленных на потолке. Энн тупо уставилась на электрический стул, чувствуя, что у нее пересохло во рту. В этот момент погасили свет в помещении для зрителей, а в камеру ввели Ричарда Крэйвена. На какое-то мгновение он остановился в дверях и тоже посмотрел на электрический стул. Энн показалось, что на его побелевших губах промелькнула едва заметная улыбка. Затем он решительно подошел к стулу и сел. Он был босиком, в светлых брюках свободного покроя и такой же светлой рубашке с короткими рукавами. Его одежда выглядела настолько нелепо, что казалось, будто ее специально придумали, дабы унизить человека в последние минуты его жизни. Охранники стали лихорадочно пристегивать приговоренного ремнями к стулу – ноги к ножкам, руки к подлокотникам, а торс к спинке. Затем в камеру вошел священник и стал что-то говорить Крэйвену. Тот спокойно выслушал его, не удостоив даже самым коротким ответом. После ухода священника охранники смочили электроды в соленой воде и прикрепили один из них к стриженой голове Крэйвена, а другой – к его правой ноге. Напоследок они еще раз проверили качество своей работы и вышли из камеры, плотно прикрыв за собой дверь.

В комнате для зрителей воцарилась гробовая тишина. Энн посмотрела на часы. Полдень наступит через тридцать секунд. Она стала озираться в поисках телефона и только потом сообразила, что подсознательно ждет неожиданного звонка, который прервет этот зловещий спектакль. В каком-то фильме она уже видела подобную сцену, но реальная жизнь, увы, оказалась гораздо проще. В комнате не было никакого телефона – во всяком случае, Энн его не видела. Может быть, Ричард Крэйвен тоже искал глазами телефон, один звонок которого мог сохранить ему жизнь?

Она собралась с силами и посмотрела на Крэйвена. Ее уже предупредили, что комната для зрителей отделена от камеры толстым стеклом, прозрачным лишь с одной стороны, но ей почему-то показалось, будто он видит ее и, более того, смотрит ей прямо в глаза. Ей также показалось, что в этот последний миг его жизни глаза Ричарда Крэйвена утратили свою обычную холодность и в них появились проблески человеческих чувств – точнее, одного необыкновенно сильного чувства. Этим чувством была ненависть. Энн почти физически ощущала, как ненависть огненным шаром вырвалась из груди Крэйвена и, словно жало змеи, впилась в ее тело, загадочным образом проникнув сквозь толстое стекло... Энн стоило невероятных усилий остаться на месте, а не сорваться вихрем куда глаза глядят. В этот момент Ричард Крэйвен резко дернулся и забился в конвульсиях, получив первый электрический удар напряжением в две тысячи вольт.