Матвей Лебедев - Чёртов интернат. Когда дети читают сказки взрослым. Страшные сказки

– Не знаю. Думаю, Любовь Константиновна что-нибудь придумала бы.

Никто не обратил внимания на моё секундное замешательство.

Серёжа с угрюмой задумчивостью продолжал растирать по стенкам кружки белый порошок. Его родители три года назад сгорели в пожаре. Из родни у него осталась только старшая сестра-алкоголичка.

Танюша Быкова – ровесница Серёжи и круглая отличница – вполголоса читала псу параграф из учебника по природоведению. Её мама-модель лечилась от наркомании в частной клинике за рубежом, в то время как отец просаживал деньги на игровых автоматах. Несмотря на влияние родителей, которые считали себя «новыми русскими», в Танюше не было ни спеси, ни грубости. Приятная девочка общалась со сверстниками на равных, а со взрослыми – исключительно вежливо. А ещё она думала, что, когда вырастет, сможет называть меня не Ольгой Сергеевной, а просто Олей.

Артём Орлов, которого дети прозвали Артемоном, был моим любимчиком. Невысокий пухляш одиннадцати лет мало говорил, стесняясь своего заикания. Проблемы с речью у него появились в пятилетнем возрасте. Тогда у него на глазах за долги застрелили отца. С тех пор мальчик стал частым гостем больниц и реабилитационных центров, а его мать нашла себе нового мужа и родила нового ребёнка. Не заикающегося и не рисующего песчаные замки красным карандашом.

Последним совместным решением родителей Ксюши Лисицыной стал её отъезд в интернат – на время их развода. Одиннадцатилетняя девочка уверяла всех, что папа с мамой просто уехали в отпуск. На полгода. Её не взяли с собой, потому что она сама не захотела. На уроках девочка писала им письма, в которых просила забрать её отсюда.

– Как же теперь Честер вернётся? – вздохнула Ксюша, вглядываясь в темноту зимнего вечера скорее по привычке, чем в надежде стать свидетельницей возвращения блудного брата Чарли.

– Он не вернётся. Его раз-з-з… з-ззбо-о-оойники съели, – слишком громко для такого маленького кабинета и такой небольшой компании сказал Артём.

От неожиданности я чуть не выронила из рук миску с бульоном, куда Серёжа осторожно ссыпал обезболивающее. Разговоры о разбойниках, цыганах и чертях здесь были под строжайшим запретом. Те, кто пересказывал «глупые выдумки», сурово наказывались завучем. Дети лишались гостинцев и прогулок. Сотрудники получали выговор за нарушение трудовой дисциплины – с занесением в личное дело.

– Нет, не съели! – отрезала Таня и громко захлопнула книжку. Задремавший было Чарли встрепенулся и, поскуливая, вновь принялся вылизывать лапу.

– Прости, мой хороший – виновато зашептала девочка, почесав пса за ухом.

– Съели, – упрямо повторил Артём и провёл жирную красную черту, отделившую голову собаки на рисунке от тела.

– Съели, – подтвердил Серёжа, – потому что он вышел за ворота.

Я позаботилась о четвероногом друге детей, и в благодарность меня негласно посвятили в сообщество, где запреты завуча не действовали. Я стала своей, а при своих говорить можно о чём угодно.

– Он ведь и раньше это делал, – осторожно заметила я, стараясь не подорвать оказанное мне доверие.

Повисла тишина, прерываемая лишь монотонным чавканьем Чарли. Ребята обменялись быстрыми взглядами. Моя надёжность оказалась на чаше весов супротив страшной тайны, которую хранили воспитанники интерната от взрослых. Если бы не перебитая лапа пса, мне бы ни за что не удалось сравнять счёт в битве за детские сердца. Серёжа, с молчаливого согласия остальных, почти шёпотом опроверг моё предположение:

– Никогда. Чарли и Честер чувствуют, что их ждёт в лесу.

– И что же их ждёт? – с каждым вопросом меня всё глубже затягивало в трясину. В глубине души я понимала: дети заигрывают со мной, манипулируют моим любопытством. Перед сном сорванцы наверняка вдоволь посмеются над моей наивностью. Потом ещё неделю будут вспоминать, как ловко меня развели на разговор об интернатской чертовщине.

Серёжа округлил глаза и громко зашептал:

– В самой гуще бора среди поваленных временем сосен раскинул многоцветные шатры цыганский табор. Во главе него стоял жестокий Барон. Волосы, борода и глаза его были чёрные, как копоть. Походил он на великана с огромным пузом, перетянутым красным поясом. Мозолистые ладони – что две лопаты, а ноги – как дубовые пни. Силой старый цыган владел нечеловеческой. Мог коня на полном скаку подковать, вырвать с корнем дерево и в одиночку вытащить из трясины телегу.

– Барона в таборе боялись до смерти, а дочку его любили, – подхватила Ксюша. – Девушка росла фигурой статная, лицом красивая и сердцем добрая. Только она могла успокоить рассвирепевшего отца, когда тот прикладывался к бутылке. Женихи к молодой цыганочке стягивались со всех концов земли. Восточные купцы с воздушными тюрбанами, удалые казаки с длинными усищами, чёрные принцы с кольцами в ушах. Сотни юношей, мужчин и стариков – один другого богаче. Каждый вёз красавице подарки: тяжёлые от злата и серебра сундуки, драгоценные каменья, платья из богатых тканей. Но ни один не смог пробраться сквозь коварную лесную чащу. Все сгинули. Одни в болоте увязли, других упавшим деревом прибило. Были и те, кто заблудился да помер с голоду.