Что за сюсюканья? Так не разговаривают с подростком. По вскинутым редким бровям Ани я поняла, что девочка разделяет моё мнение.
Из сторожки, пошатываясь, в обнимку с клетчатым одеялом вышел Петрович. Понятно, почему он не рассказал Любови Константиновне о Чарли. Деловитая заведующая тут же примчалась бы разбираться, и еле стоящий на ногах сторож в первую очередь попал бы под раздачу.
Когда раненый пёс оказался аккуратно обмотан тёплым одеялом, соцработник поспешила откланяться.
– Она бывает жутковатой, – проговорила женщина, наклонившись ко мне, – но вы не обращайте внимания. Подростки. Сами понимаете. Анюта, до свидания. После каникул увидимся.
– Вряд ли, – попрощалась наша новая воспитанница.
Мы, не дожидаясь, когда машина развернётся и скроется в глубине леса, поползли сквозь снег к зданию.
– Может, я его в сторожке оставлю? Чего с ним тащиться-то? – крикнул через плечо Петрович, который до этого сам вызвался отнести собаку в корпус.
– Да вы же пьяный! Не уследите!
– Чаво?
– Не уследите, говорю!
– А-а-а-а…
– Ага!
В холле нас встретили как героев, сразивших невиданное чудовище. Пятеро любопытных детей – все в зелёную крапинку – свесили любопытные носы с перил.
– Куда же мы его? По правилам, собакам сюда не положено, – покачала головой завуч, когда я всё объяснила. – Он же как пить дать блохастый или заразный. А тут дети.
– Давайте его оставим на ночь! Ну пожа-а-алуйста! – завыла ребятня.
Любовь Константиновна грозно цыкнула:
– Никаких «давайте» и «пожалуйста». Дома с собаками возиться будете. У нас тут не зоопарк. Петрович, ты чего псину сюда-то припёр? У тебя в сторожке шесть таких разложить можно.
– Да я… Как бы это… – забубнил сторож, дыша перегаром в сторону.
– У-у-у-у! – пропела женщина, театрально отгоняя запах водяры от своего лица. – Всё с вами ясно. Раз уж на то пошло, придётся вам, Ольга Сергеевна, приютить у себя этого кавалера.
Шушуканье на лестнице переросло в смешки.
– Надеюсь, вы не Михаила Петровича имеете в виду? – холодно поинтересовалась я, взглянув на расплывшегося в ухмылке сторожа.
– Я тоже на это надеюсь, – вздохнула заведующая. В её бюрократическом сознании мужчины приравнивались к собакам. А кобелям, согласно всё тем же правилам, в интернате было не место.
За суетливым устройством ночлега для раненого зверя я не заметила исчезновения новенькой. Любовь Константиновна наверняка перехватила её в холле, пока все охали и ахали над Чарли. Она отвела ребёнка в одну из спален для девочек, выдала некогда ярко-синее, а теперь блёкло-голубое постельное бельё и полосатый матрац. Рассказала, что можно хранить в прикроватной тумбочке, а что ни в коем случае нельзя. И наверняка не преминула спросить, есть ли у Ани вопросы. Она же, в свою очередь, всё внимательно выслушала и отрицательно покачала головой. Так делали все новенькие.
На ужин я спустилась поздно, поэтому не застала Аню и других детей, а когда вечером они буквально захватили мой кабинет, я напрочь забыла о девочке.
Если бы интернат был живым организмом, в чём некоторые дети не сомневались, то кабинет социального педагога по праву мог считаться его аппендиксом. О моём существовании вспоминали лишь тогда, когда привозили новеньких и когда у стареньких случались неприятности. В остальное время тёмную каморку с окном-бойницей я делила с книгами. Поэтому, когда четверо детей, споря и толкая друг друга, ввалились в кабинет, я была приятно удивлена.
Конечно, ребят интересовала не я, а Чарли. Не проходило ни минуты, чтобы чья-то хрупкая рука не протянула ему припасённую в закромах личной тумбочки вкусняшку. Надо отдать должное псу: заботу и угощения он принимал со стоическим терпением и безмерной благодарностью во взгляде. Даже когда я неумело накладывала ему на лапу шину, Чарли лишь жалобно поскуливал.
– Ему нужен ветеринар, да? – десятилетний Серёжа Миронов, вооружившись чайной ложкой, перемалывал в алюминиевой кружке две таблетки анальгина. Лекарство планировалось подсыпать псу в куриный бульон.
– В такую погоду ветеринара днём с огнём не сыщешь. Будем спасать бедолагу сами.
– А если бы была хорошая погода?
По его тону было понятно: мальчик сам знал ответ на этот непростой вопрос, который прозвучал лишь затем, чтобы кто-нибудь опроверг его страшные догадки. Интернат – не место для собак. Как, впрочем, и для детей. Единственная медсестра приезжала раз в неделю, чтобы протереть пыль в шкафчике с банками, шприцами и обезболивающим. Даже когда половина интерната слегла с ветрянкой, она не изменила свой график, предложив лишь закупить побольше зелёнки. От одной мысли, что на месте Чарли мог оказаться ребёнок, руки начинали трястись.
Читать дальше