Sunny Greenhill - Розвинд. Тьма

На работе он привычно разбирал документацию, поступающую от различных отделов и клиентов, отправляя готовые подборки в соответствующие подразделения. Рутина, до этого утомлявшая, теперь, наоборот, успокаивала, позволяя уйти от реальности в свои мысли, в которых он снова и снова возвращался то в день, когда они с Изабель попали на вечернику по случаю открытия шикарного отеля в центре города и танцевали под разбрасывающими хрустальные брызги света огромными люстрами, пили шампанское и ели изысканные деликатесы, обсуждали наряды гостей и, как школьники, целовались за бархатными портьерами; то в день, когда он сделал ей предложение в одной из прохладных аллей Голден-парка, словно в ажурной колоннаде, сотканной из теней и зелени; она была в простенькой бежевой кофточке из джерси и синих джинсах, но и одежда из золота и шёлка не сделала бы её прекраснее в тот момент, когда она сказала: «Конечно, Стэнли, я согласна».

Но иногда память вытаскивала на свет красную тряпку воспоминаний о том дне, когда он узнал о её гибели, и тогда у него перед глазами снова появлялось восковое, безжизненное лицо, принадлежащее брошенному душой телу, более не имеющему с его любимой ничего общего. В такие дни он был ещё более отстранённым, поглощённый неудержимой злостью к тем, кто готов растоптать любого на своём пути ради денег или развлечения, совершенно не заботясь о причинённом ущербе. Он проклинал не только двух убивших его жену ублюдков, он ненавидел всех подобных им носителей вируса бешенства.

Сегодня настал как раз такой день, и ему приходилось надолго прерывать работу, пока не спадала багровая пелена и не разжимались стиснутые до дрожи кулаки.

Когда на него в очередной раз накатил кипящий прилив ярости, он встал с кресла и пошёл в туалет, чтобы сполоснуть лицо холодной водой. Он с трудом переставлял ноги, видя только просвечивающее через красную вуаль мёртвое лицо жены, а другие работники офиса боязливо перешёптывались у него за спиной, замечая его перекошенное лицо и слыша с присвистом вырывающееся через крепко сжатые зубы дыхание.

Зайдя в сверкающий кафелем и зеркалами туалет, Стэнли на минуту зажмурился и глубоко вздохнул, затем подошёл к отделанной под мрамор раковине, повернул хромированный вентиль на полную мощность и, подставив под ледяную струю голову, стоял так, пока череп не начало ломить, а кровавый туман не рассеялся. Опершись на раковину, он смотрел в зеркало, а вода ручьями стекала с волос и струилась по лицу, смешиваясь с хлынувшими из глаз, как только выдохся охвативший его гнев, слезами. Это приносило некоторое облегчение, как будто концентрат боли растворялся и вытекал из мышц и сухожилий, оставляя внутри лишь блаженную пустоту.

Стэнли закашлялся: оказалось, он не заметил, как перестал дышать. Зажмурившись, он судорожно вздохнул, пытаясь унять боль в лёгких, и схватился правой рукой за грудь. Наконец он медленно открыл глаза, перед которыми назойливыми суетливыми мошками плавали бурые точки, и ещё раз посмотрел в зеркало, откуда на него таращился взъерошенный, мокрый, в измятой потной майке и с застывшим в покрасневших глазах страданием, тяжелобольной человек. Вздрогнув, он попытался хоть немного привести себя в порядок.

Вдруг в зеркале мелькнул расплывчатый образ. Видение продолжалось всего пару мгновений, и Стэнли не смог разглядеть фантом как следует, но ему показалось, что он похож на кадры из фильма ужасов – по границе восприятия прошло существо неправдоподобно ужасное. Дело было не в каком-то одном элементе, а в безупречной совокупности черт, пробуждающих какие-то потаённые древние инстинкты в ответ на неотвратимую угрозу, заставляющую диких животных при встрече с ней замереть и покорно ждать смерти, так как ни бежать, ни сопротивляться больше не имеет смысла. Он попытался закричать, но смог выдавить только сиплый шёпот, не громче комариного писка.

Отшатнувшись в ужасе, Стэнли чуть не упал, но, покачнувшись, всё-таки удержал равновесие. Мысли катались в голове, как разбитые шары на бильярдном столе: сталкиваясь, разлетаясь в стороны и не желая попадать в лузы.

– Видимо, я окончательно лишился рассудка, – сказал он в пустоту, не в состоянии принять увиденное за реальность.

Стэнли начало трясти, его пронзил такой холод, что мышцы свело, и, обхватив плечи руками, он застонал и уставился в пол. Через пару минут его немного отпустило, и, усилием воли ослабив хватку, он судорожно задышал, всё ещё не решаясь снова заглянуть в тьму зазеркалья. Медленно, как приговорённый к эшафоту, он заставил себя поднять взгляд к предательскому стеклу – в слое амальгамы отражался только раздавленный горем, а теперь ещё и смертельно напуганный, человек.