Александр Варго - Двое в лодке (сборник)

– Как ни крути, а одного калеку мы вылечили.

Тут невдалеке появились новые действующие лица. Возглавляла процессию медсестра Рябинова, сволочная языкастая баба сорока лет, химическая блондинка, с чемоданчиком для взятия крови в руке. За ней следовал санитар Столяров. Замыкал колонну Вестовой с ружьем.

Кузнецов глянул на них, вернул на место съехавший чепчик и заявил:

– Солидно. А Карпатова в курсе, что тут происходит?

– А у нас пока ничего не происходит. Мы просто отменили прогулку и берем анализы.

– Ружье у нас чисто для красоты, – с тоскливым скрипом выжал из себя Кузнецов.

Иртышный не разделил грусть подчиненного и весьма оптимистично осмотрел свою гвардию.

– Аркадий Петрович, здравствуйте! – сказала Рябинова и остановилась аккурат напротив доктора. – Кого воевать собрались? Вон Егор с какой пушкой на работу пришел!

Иртышный глянул в карие хитрющие лисьи глаза блондинки и ответил ей со всей серьезностью, на которую только был способен:

– Это для нашей же с вами безопасности.

– Ага… – протянула она и мгновенно сникла, опустила плечи.

– Да что вы. Ничего страшного, Виолетта Ивановна. Давайте начнем с Петра, горячо любимого всеми нами.

Олигофрен отвлекся от картинки, мерцающей в телевизоре, и увидел перед собой процессию из пяти человек. По одутловатому лицу пациента было ясно, что он нисколько не смутился. Иртышному даже стало обидно от такого равнодушия. Будто столь многочисленные делегации, состоящие из куда более интеллектуально развитых людей, заходили в палату по нескольку раз на дню.

– Гулять хочу, – напомнил о своих правах Петя и машинально запустил руку в штаны.

Виолетта Ивановна работала в медицине двадцать лет, поэтому ничуть не смутилась, поставила чемодан на тумбочку и стала готовиться к забору крови.

– Сегодня ветрено, простудишься, – соврал Иртышный.

Петя приподнялся с кровати и посмотрел на улицу сквозь решетку. Ветки дерева, растущего всего в нескольких метрах от здания, и не думали раскачиваться. Но связать утверждение доктора и сей факт, находящийся у него перед носом, он не смог.

Доктор оставил санитаров на входе и непринужденно, абсолютно обыденно, лишь изредка нервно почесывая подбородок, стал осматривать одиночную камеру, где что-либо спрятать не представлялось возможным. Унитаз, умывальник, кровать, тумбочка, стул, маленький телевизор на кронштейне, подоконник, который за скудностью обстановки также можно было считать мебелью.

Виолетта Ивановна вдруг попятилась, чем тут же привлекла внимание доктора.

– Аркадий Петрович, вы только посмотрите!.. – заявила она, но эта ее фраза оказалась лишней.

Край крышки тумбочки, сделанной из ДСП, был основательно изгрызен. Крошки этого добра валялись на полу и подтверждали мрачные догадки доктора.

Он попросил медсестру отойти и не мешать осмотру больного, но прежде многозначительно глянул в сторону санитаров. Вестовой немедленно понял суть дела и встал так, чтобы в любой момент вскинуть ствол, который до поры до времени прятался за ногой Кузнецова, стоявшего чуть впереди.

Столяров посмотрел вниз и сделал шаг в сторону. До него только сейчас дошло, что доктор не шутит.

– Петр, ты зачем тумбочку грыз? – спросил Иртышный.

Он с интересом рассмотрел бы кромку, но чувство самосохранения подсказывало ему, что при пациенте не надо ни приседать, ни нагибаться.

«Позабавился здорово, сантиметров двадцать в длину изгрыз».

– Зубы чешутся, – буднично ответил Петя и резко оскалился.

Иртышный отскочил от кровати к стене. Медсестра вскрикнула, подняла руки, отбежала назад и едва не споткнулась о санитаров, не успевших отойти с дороги.

Вестовой мгновенно вскинул ружье. При этом он невольно толкнул плечом Столярова, мешавшего ему.

Не теряя контроля за объектом, Иртышный поднял руку в предупредительном жесте, дабы Егор случайно не пальнул.

– Зубы чешутся, – повторил олигофрен и повернулся, демонстрируя милый оскал младшему медперсоналу.

«От улыбки станет всем светлей, и слону, и даже маленькой улитке».

Мраморные зубы, покрытые тончайшим слоем слюны, оптимистично сверкнули гипертрофированно здоровым блеском. Резцы и клыки увеличились на несколько миллиметров. Строй зубов стал плотнее. Сомкнутые челюсти уже не были скудным набором для вялого перетирания сдобных булочек. Теперь они явственно наводили на мысли о плотоядности гомо сапиенсов, включая тех, у кого с рождения дыра в крыше.