Герман Шендеров - Топливо твоих кошмаров

– Уж получилось так с младшеньким нашим, с Родечкой. Боря тогда пил по-черному, уж из семьи уходить собирался, куда уж тут дитятку? Но нынче все, баста, осознала, исправилась… Мне ж его крик из мусоропровода до сих пор снится, – на глазах толстухи выступили слезы и прорезали две дорожки на грязном лице, – Ой, и Наташенька-то, такое чудо, молодец такая, ни лезвий больше не глотает, ни таблетки не пьет. Наташенька! Выйди, покажись гостю!

Из комнаты послышалось какое-то шевеление, потом звон, словно кто-то уронил на пол чашку. На пороге возникла бледная, как привидение девочка лет двенадцати в короткой маечке и пижамных шортиках.

Когда тебя щекочут или бьют, можно сжать зубы и терпеть. Когда ты подготовился, настроился – то же самое работает и со страхом. Вот и я сжал зубы и терпел. Терпел то пугающее чувство неправильности, ужаса и трепета, охватившее меня, когда я рассмотрел Наташеньку получше. Со стеклянным хрустом она медленно, словно боясь упасть и разбиться, шла к матери, а мои глаза выхватывали то паутину трещин на живом теле, то пустую черную глазницу, то сколы на плечах и коленях. За стол рядом со мной садилась самая настоящая фарфоровая кукла.

– Наташенька, солнышко, ты кушать будешь?

Девочка неопределенно повела плечами, и тетка отправилась к плите за следующей тарелкой. Не знаю, что за черт меня дернул, но я рискнул осторожно, пока свиноголовый был занят своим обедом, прикоснуться к девушке.

Аккуратно, будто невзначай, я задел ее палец, ощутив холодную гладкость фарфора. Наташенька же моментально вытянулась по струнке, уставилась невидяще в стенку, будто в ожидании чего-то. Отвернувшись от девушки, я встретился взглядом с ухмыляющимся Борисом. Каким-то образом ему удалось раззявить пасть маски так, что теперь это было похоже на глумливую улыбку. Его глаза смотрели сально и довольно.

– Что, понравилась ранетка-то моя? – понимающе подмигнула мне свиная голова. Хозяин будто почувствовал некое превосходство, тяжело навалился на стол, демонстрируя расплывшийся партак на плече. Бледно-синие линии изображали свиную голову, а под ней надпись: «Чушок, Ст. 117 ч. 3». Поймав мой взгляд, Борис поспешил прикрыть татуировку крупной лоснящейся ладонью, – Ну? Хороша девка?

– Прошу прощения? – голос стал хриплым. Я еще не понимал, что безумный каннибал имеет в виду, но подсознание уже наполнило уши шумом крови, прилившей к голове. Перед глазами встала какая-то труднораспознаваемая картинка из прошлого, лениво вползающая в мозг, но я прогнал ее, как назойливую муху – из тех, что заполоняли кухню.

– Ну вижу же, что нравится. Ты, давай так, за нас словечко перед барином, а сам… Вот.

Короткопалая рука устремилась под маечку девочке, задрала ее, обнажив кроваво-красный сосок на абсолютно плоской груди. Тем временем свиноголовый принялся гладить девочке ноги, совершенно не стесняясь жены, которая, будто бы ничего не замечая, наливала очередную порцию своего мерзкого варева в тарелку. Наташенька сидела неподвижно, лишь тяжело дышала и смотрела стеклянным глазом куда-то в пустоту.

– Да что вы делаете? – вскинулся я, словно забыв, на чьей территории нахожусь, – Какого хрена здесь происходит?

– Эу, начальник, ты не мельтеши, не надо тебе – так и не надо, я ж, мля, по доброте душевной предлагаю, – насупился ублюдок и облизнулся, убирая руку из промежности девочки. Язык у него был огромный, нечеловеческий, бледный, – Я же только срок скостить хочу. Чай не первоход, знаю, как дела стряпаются. Неужто на УДО не добазаримся?

– Да какое УДО? Вы с ума посходили что ли? Вон, в окно глянь – не в тюрьме ты, вышел – и иди, куда хочешь! – я указал рукой на заляпанное потрескавшееся стекло в деревянной раме. Да, неудачный пример – за окном и в самом деле были решетки, – Извините, мне пора, я пойду!

Я встал с места, собираясь уйти. Одновременно со мной с невероятной для таких габаритов скоростью вскочил и хозяин.

– Эу, я что-то не всекаю, ты по масти вообще кто? – подозрительно спросил он, шевеля пятаком, словно принюхиваясь. Маленькие злые глазки внимательно осматривали меня.

– Боря, не дури, – раздалось слащаво-ласковое и оттого насквозь фальшивое предостережение от Надежды.

– По какой масти? Пропусти! – крикнул я, все же не решаясь пройти вперед.

– Кажись, юзишь ты, фраер. И на вертухая, мля, не сильно похож. Слышь, Надюха, кажись, этот чепушила во мне лоха увидел, – окликнул он жену, и та отвернулась от плиты, внимательно уставившись на меня, – Увидел, признавайся? Походу, баланда нынче послаще будет, воротит уже от потрохов этих. Надюх, что встала? Нож давай! Не впишется за него Управдом, не ссы!