Константин Шахматов - Последняя кукла Питера Страубе. Мрачная сказка на грани фантастики

– Я в туалет зайду, – тихо сказал Данилов.

– Пожалуйста, – брезгливо сказала она.

Расстегнув брюки, он долго стоял над унитазом, тупо уставившись в его белое чрево. Не спрашивая разрешения, крупные слезы, одна за другой, беззвучно катились из его глаз. Он поднял голову к потолку, и те полились по щекам. В зеркале он случайно увидел свое отражение. Жалкое зрелище. Данилов чуть не завыл, но опомнился. Надо взять себя в руки. Открыв воду, подставил лицо под прохладную освежающую струю. Как бы там ни было, нельзя, чтобы предательница видела его слез.

Выйдя из ванной, он кое как обулся в сырые кроссовки. Тут же почувствовал на себе взгляд жены, и поднял голову. Та успела облачиться в легкий халат и, стоя у входной двери, смотрела на него молча, но с вызовом. И что ты будешь сейчас делать? – словно спрашивала она.

Данилов не знал, что сказать и что сделать. Ему вновь стало так жалко себя, что глаза повторно наполнились влагой.

– Пусти, – сказал он.

Жена, нехотя, отступила.

Данилов пулей вылетел из подъезда.

Закрывая лицо как последний ворюга, прыгнул в машину. Долго сидел, повернув ключ. Бабки, сидевшие на скамейке, с пристрастием разглядывали его сквозь стекло, и подозрительно перешептывались.

Кое-как вырулив со двора, он проехал сто метров, и встал на обочине. Уткнувшись в кожаный руль, тихо завыл, пуская слюну на помятые брюки. Ну, почему? и За что? – два вопроса крутились в его голове, не находя выхода.

Так он просидел, пока совсем не стемнело.

*

Когда они делали это впервые, Володи хватило на пару движений, а Светлана больно ударилась головою о книжную полку, висевшую у него над кроватью. Она ушла в ванную комнату, где тихонечко плакала. Забравшись вместе с ней в ванну, и открыв кран, Данилов заботливо вытирал ее маленькие слезинки, и смотрел, как в сливное отверстие утекали вместе с водой красные капли. И в тот момент у него странно щемило сердце. То ли от ложного ощущения вины, то ли от осознания необходимости сделать маленькую, но такую необходимую подлость. Глупец! В свои двадцать с хвостиком лет он считал предательство самым тяжким грехом, и не мог переступить через принципы. Да, он был честным в большей степени, чем наивным. Именно был. Через две недели он сделал ей предложение, и Светлана ожидаемо согласилась. Наверняка любила его.

И до сей поры Данилов глупо считал, что они оба счастливы.

Володя очнулся, почувствовав холод и резкую боль. Что же мне делать? – подумал он, – Домой нельзя; к родителям – тоже; остается другая женщина. К счастью у него, как и у всех, была еще и любовница.

Повернув ключ, он дал по газам, не позволив мотору прогреться.

*

Он познакомился с Верой, когда в очередной раз поругался со Светой, и колесил по ночному городу в поисках приключений. Сблизившись самым простым и естественным способом, тут же в машине, молодые люди пришли к общему знаменателю, что у них много общего. Она понравилась ему за свои здравые рассуждения о смысле жизни и стремлении к счастью. Да и сам он, к тому времени, уже не останавливался ни перед какими условностями в достижении оного: врал, предавал, выкручивался.

Да, со временем взгляды человека меняются. Отвратительное становится вполне терпимым; глупое – не лишенным оригинальности; наглость сродни второму приданому. И Володя не был тому исключением. После многих безуспешных попыток оседлать Эверест, он удачно переболел юношеским максимализмом.

А что же Вера? Дождавшись развода от мужа, ушла от него, и воспитывала ребенка одна, снимая крохотную комнатушку рядом с Заводом металлоконструкций. Ушла, устав от бесконечных измен и часто возникающего безденежья. Данилов время от времени наезжал к разведенке, заваливая продуктами или малюсенькими подарками. Вера встречала его как желанного гостя. По крайней мере ему так казалось.

А чуть позже, когда Сонечка – ее дочка, видела десятые сны, они с Верой занимались любовью. Хорошо, как по нотам. Не торопясь, наслаждаясь процессом. Лишь тонкая занавеска между кухней и комнатой, а также металлическая кровать со скрипучей панцирной сеткой, оказались безоговорочными помощниками их обоюдного и окончательного грехопадения.

Это всего лишь интрижка на стороне, – думал Данилов тогда, – очередной роман, хотя и очень красивый. А Вера? Вера – всего лишь любовница.

О, как ему нравились ее длинные волосы; тонкие музыкальные пальцы; изящные икры. Еще он очень любил разглядывать Веру со стороны, когда она этого не замечала. Он снимал ее своеобразным рапидом, чтобы откладывать в памяти. Взмах руки, поворот головы, и так далее. Сзади особенно хороша была попка. Особенно, когда он прижимался к ней обнаженной, благоухающей. А еще она красиво стонала. Не в пример его Свете, которая все делала в гробовой темноте и молчании.