Павел Серяков - Дороги скорби

Если бы за каждую услышанную угрозу Рихтер получал по кроне, нужды воровать да травить ядами никогда бы более не возникало. Его малочисленные товарищи, включая златоградского скупщика краденного, смеялись, дескать, Крыса затесался в любовники к Смерти. Полагать так были все причины, ведь петли рвались, стоило палачам выбить опору из-под ног этого человека. Крысу пытались топить, но он выживал. Однажды Гончая Иво травил его, но вор нашел противоядие. Говорят, что однажды клинок городского стражника сломался об его лоб, оставив на память уродливый шрам. Крыса был удачлив, как Диавол. Никто не отрицал, что он был столь же хитер, как и удачлив. Рихтер жил веселой жизнью и одним днем, но люди Рутгера грозили сделать этот день последним.

Рихтер поздно заметил овраг. Оперение стрелы утонуло в конской гриве. Он не успел ни выправить коня, ни соскочить. Короткое ржание, быстро сошедшее на нет. Мир вокруг закружился. Удар. Он чудом не сломал шею, и, выплевывая изо рта землю, Крыса поднялся на ноги.

Конь, честно украденный у Рутгера, бьется в агонии. Стрелы с чваканьем впиваются в землю у его ног. Рихтер понимал, что дурное самочувствие и головокружение – не самая существенная его проблема. Из-за холма появились оставшиеся далеко позади всадники. Они грозно кричали, осыпая его угрозами, клялись выпотрошить, словно рыбу, и, признаться, Рихтер верил каждому их слову.

Вор сорвал с седла торбу, перекинул ремень через плечо. Из последних сил выбрался из оврага, побежав в сторону Лисьей дубравы.

– Стой! – крикнул один из преследователей, но уже своим людям. – Овраг объезжать не будем. Цельсь!

Небо тем днем было пронзительно голубым и холодным. Под сапогами беглеца проминаясь чвакал промерзший чернозем. «Не хочу умирать», – подумал Рихтер и, не слыша топот копыт позади себя, смекнул, что к чему.

– Беги быстрее, подушка для булавок! – прокричал один из всадников так громко, что крик эхом облетел поле и спугнул с ветвей молодого дуба стаю ворон. – Беги, но знай, ты добегался!

– На твоем месте я бы не ерзал, – поддержал товарища иной кавалерист. – Не дергайся, курвин сын, ты мешаешь мне целиться.

За спиной звенело фамильное серебро барона Рутгера, но звон награбленного не радовал сердце вора, ибо от усталости тот был готов взвыть, повалившись. До дубравы было рукой подать, и в то же время она казалась недосягаемой.

– Пли! – вновь прокричал старший среди преследователей. – Я вас под хвосты драть буду, косоглазые нелюди! Не позорьте барона!

– Да как в него попадешь?! Гаденыша словно обучил кто… Увертывается! У! Я ему!

Стрела пролетела совсем рядом, обожгла, едва коснувшись, уха.

– Сука! – выругался Рихтер, чем сбил дыхание.

– Цельсь! Пли! – скомандовав, старший выстрелил и сам. – Гляди, братия, как стрелять положено! Ха!

Сильный удар сбил Крысу с ног. Он не успел сообразить, что произошло, но кое-как поднялся с земли и побежал вновь, но на этот раз еще медленнее и подволакивая подвернутую при падении ногу.

Всадники замерли. Они прекрасно видели свою добычу. От победы их отделяли немногим более сотни шагов, длинный овраг вдоль дороги и отчаянное нежелание вора подыхать.

Тот, кого называли Крысой, встречал свой бесславный конец. Во всяком случае, так считали люди барона.

Поднялся сильный ветер. Лисья дубрава ощетинилась узором пожелтелых листьев.

– Он подыхает, – подвел итог тот, кто был за главного. – Можно более не торопиться. Спешивайтесь. Пойдем по следу и снимем с ворюги голову.

– Резонно.

– Для человека со стрелой в спине он неплохо держится.

– Да, стоит признать, что силы в этом подгузке на десятерых.

– Ничего, вон уже и ногу по земле волочит.

– Кончай треп, мы его еще не догнали.

Прислонившись к дубовой кроне, вор скинул с плеч торбу. Переведя дух и убедившись в том, что погоня отстала, он криво ухмыльнулся. Стрела, которая должна была оборвать его жизнь, пробила серебряную миску, расколола надвое затейливую статуэтку и застряла в кувшине для вина. Парень воздержался от глупых шуток на тему того, что воровство в очередной раз спасает ему жизнь, и, открыв мешок шире, удостоверился в целости самого ценного содержимого – шкатулки с ядами. Беглец надломил древко стрелы и крепко затянул шнурок торбы, бормоча что-то себе под нос.

Выглянув из-за дерева, Рихтер увидел приближающихся к лесу людей. Не имея привычки бросать награбленное, он было собрался идти дальше, но лесное безмолвие привело его в чувство