Павел Серяков - Дороги скорби

– Я так и знал. Ты начинаешь нравиться мне. Не повторяй моих ошибок. Не всегда большее равнозначно лучшему.

Хозяйка Лисьей дубравы ждала их в просторном зале, и первое, на что Крыса обратил внимание, были детские игрушки, разбросанные по полу. «У твари есть дети?» – подумал он и поднял с пола одну из них. Деревянная лошадка. Такие ладят из дерева люди, но он не сомневался, что здесь он единственный человек, и оттого ему стало не по себе. Вор не ожидал услышать топот детских ножек, ведь, кроме тяжелого дыхания волка да треска поленьев в очаге, он ничего не слышал.

Нелюди не сводили с него глаз. Голубые волчьи глаза и золотые очи хозяйки.

– Я готова поклясться Рогатым Псом, – заговорила женщина, – когда мы встретились, в твоих волосах не было этой уродливой проседи.

– Скажи спасибо своей собаке, – ответил Рихтер. – А тебе я скажу спасибо за гостеприимство.

– Ты действительно должен благодарить Амелию, – прорычал волк. – И судьбу заодно. Твоя выходка стоила жизни пятерым воинам.

– Они сражались как львы, – улыбнулась Амелия, – Гхарр должен гордиться ими. Знаешь ли, не каждому удается ранить моего волка.

– Догадываюсь.

– А теперь, – прохрипел Хельгерд, роняя на пол слюну, – Хозяйка хотела бы услышать твои песенки, а я – чтобы все это оказалось ложью.

– Не ври! – Амелия залилась звонким смехом. – Тебе ведь тоже интересно, что за кошка к нам приблудилась и какой она породы.

– Я знаю эту породу, – ответил Хельгерд, – мне она известна очень хорошо.

Он вышел в центр зала и, глядя, как пламя играет на огненных волосах хозяйки дома, дубравы и, возможно, его жизни, произнес так громко и отчетливо, насколько вообще мог: – Эту песню я написал во время официального визита моего отца в столицу Вранового края.

– Нам это неинтересно, дружок, – произнесла Амелия. – Мне приятно знать, что ты успел повидать мир, но несколько больше, чем ты подозреваешь, и твои истории скучны. Я хочу услышать песню, а не то, как ты ее сочинял.

Он откашлялся. Его раздражало то, с каким пренебрежением эти твари относятся к нему, но лучше так, чем остывать на холодной земле.

– Так или иначе, я прибыл на руины Белого взморья и в полночь видел там призрак плакальщицы.

– Банши?! – воскликнула Хозяйка Лисьей дубравы. – Как здорово, продолжай. Сама я только слыша о них, но видеть воочию мне их не доводилось. Кухар хотел показать одну из них, но не смог изловить.

– С вашего позволения, я исполню сложенную в тот год песню.

Амелия одобрительно кивнула и, устроившись на причудливом подобии трона, всем своим видом показала, что готова слушать.

– К сожалению, у меня нет инструмента, – растерянно произнес вор, оттягивая время, дабы получше вспомнить слова песни. – С лютней было бы сподручнее, – а про себя пожалел, что не забрал у Фриды её лютню. Сейчас она бы ему очень пригодилась.

– Это не беда. Если в песне есть музыка, я её обязательно услышу.

Рихтер вновь откашлялся. Набрал полную грудь воздуха. Справедливости ради стоит отметить, что Господь не обидел лжеца голосом. Он брал любые ноты, не зная об их существовании, и, если бы судьба не привела его на кривую дорожку воровства, есть вероятность, что Рихтер прославился бы на более благородном поприще. Он начал петь:

Амелия слушала внимательно, не шевелясь, и, стоило Рихтеру закончить, она обратилась к Хельгерду:

– Друг мой, скажи, что ты думаешь?

Волк метнул в гостя взгляд, которым можно проколоть человека насквозь, а потом прорычал: