Мне всё стало ясно. Ребятки всё уже решили и сейчас разминаются перед избиением – моим вероятным избиением. Ну ладно, они, суки, не знают с кем связались. Потом всех найду, кровью умываться станут. А сейчас я ух удивлю. Я рванулся вперёд, туда, где стояли двое. Схватил одного за грудки, резко вздёрнул и заехал ему лбом в переносицу. Попал точно, вмазал с характерным хрустом. Промял ему хрящ в харю. Убью, мать их, всех перебиваю! Убью! Убью тебя, сука! Мысли крутились взбесившимся волчком. Второму ударил в колено, он взвыл и освободил путь к отступлению. Я рванул и тут же растянулся на тротуаре. Подоспевший приятель первых двух, тот самый кабанчик, подставил мне подножку. Не успел я перевернуться, как на мне уже заплясали. Черти, блять! Я перевалился на бок и под градом ударов, успевая лишь защищать голову, закрывая её блоком высоко поднятых рук. Мои рёбра трещали от пропущенных ударов, почки ойкали, во рту появился металлический привкус и всё же мне почти удалось встать. Смог! Я король! Я распрямлял правую ногу и только оторвал от асфальта левое колено, как моя голова взорвалась. Вспышка, потеря зрения в красном сплошном зареве. Треск, мгновенный костяной скрежет и на меня опустился кромешный саван всепоглощающей тьмы…
– Очнулся? – сказал склонившейся над койкой с лежащим на ней высохшим до состояния дистрофика бородатым парнем, одетый в белый халат врач. Голова его пациента, обмотанная в несколько мягких слоёв бинтами, лежала на подушке, а конечности, заключённые в панцирный плен хрустящего гипса, висели на поддерживающих их специальных нитях с грузиками, и всю конструкцию балансировали хитрые, поскрипывающие рычажки и колёсики.
– Ум-м.
– Тихо, сильно не напрягайся. Тебе вредно. Ты у нас третий месяц. Ослаб. Потихонечку. Ну? – доброжелательно подбадривал пациента лепила.
– Еее я? Сё со ой? – что означало – «Где я? Что со мной?»
– Чудо, что ты вообще очнулся. Знаешь, тебя трубой, залитой свинцом, по затылку шарахнули. Расплодилось у нас в стране подонков, ничего не поделаешь. Куда мы катимся? Перелом основания черепа, понимаешь. При такой травме выживает один из ста. Счастливый случай («Может быть, счастливый. Сейчас всё решится», – подумал врач).
– Ава я ооой очу. – «Мама я домой хочу».
– М-да. Какая же я тебе мама. Бедный, – разочарованно промямлил энтузиаст от медицины. Он ожидал ещё одного чуда. Потратил столько времени и вот тебе на. Результат -хуже некуда.
– Бука, о мне пихоил бука. Я омой очу, – и внезапно вполне явственно добавил: – Весна. – А, потом снова зашамкал: – Иушки дай, ай, ай. Мнеееее. А аа, аааааа!
Врач дотронулся до лба пострадавшего, проверил температуру, бесцеремонно оттянул пальцем в низ нижнее веко. Пациент сразу заплакал сильнее – захныкал, как маленький. Всё ещё принимая своего лечащего врача за маму, запричитал – "Ава, не адо. Ет, ет". Доктор, записал что-то на бланк, закреплённый на планшете и, повесив его в ногах на спинку кровати, заметно приуныв, задумчиво пробурчал себе под нос.
– Такие повреждения не проходят без последствий. Жаль. Молодой мальчик, а теперь на всю жизнь слабоумным останется. Дурачок слюнявый, какая обуза для матери. (А про себя подумал – "Лучше бы его убили".)
Мораль – даже самой большой горилле в лесу не помогут никакие сбитые в кровавые мозоли кулаки, когда охотник хорошенько её приласкает дубиной по кумполу.
Заброшенное здание закрытого пять лет назад НИИ по изучению высшей нервной деятельности окружал забор из унылых бетонных плит, изъеденных кариесом дождей, стужи ветра. Ещё недавно, чтобы до института добраться из города, следовало тридцать минут трястись на автобусе, а затем – идти ещё пятнадцать минут переть по грунтовой дороге. Теперь же в пятистах метрах от него построили новый микрорайон и доступ любопытствующим стал открыт. Смотреть особо там было не на что: трёхэтажный, с обваливающейся штукатуркой, с глубокими царапинами, казалось, нанесёнными какими-то неизвестными чудищами, серый особняк, постройки начала двадцатого века, с густо заросшими решётками оконными проёмами. Дополняли картину общей заброшенности заложенные кирпичами двери и двор, заваленный гнилыми перьями мелкого мусора – вот, пожалуй, и всё – ничего примечательного. Да ещё на двухскатной крыше имелась надстройка в виде повторяющей форму крыши будки с тёмным отверстием ничем не прикрытой отдушины. Единственный свободный вход оставленный, по недосмотру, потенциальным жуликам-карликам. Почему карликам? Да потому, что обычный среднестатистический человек, отнюдь не богатырского телосложения, сложившись, допустим – в три погибели, навряд ли бы смог протиснуться сквозь такое отверстие внутрь. Взрослым людям здесь точно делать было нечего. Экскурсий сюда всякие предприимчивые городские сталкеры не водили, и отдельные любознательные граждане сюда тоже не заглядывали. Отсутствие интереса объяснялось высоким забором и мрачным видом заброшенного особняка, а больше – неизвестностью объекта. Мало ли таких зданий гниёт в Подмосковье.
Читать дальше