Дмитрий Ахметшин - Ева и головы

– Скоро мы найдём, чем её заполнить.

На следы его светлости они теперь натыкались постоянно. Барон, с косой ли, или без, всласть погулял в своё время по этим местам. Упоминания о нём будто сами хотели найти благодарных слушателей; они слетались к Еве и Эдгару, как мотыльки на свет. Из пыльных шкафов появлялись свидетельства прошлого, ведь семь лет – немалый срок. Кто-то преподносил свои охотно, как Пабле, кто-то – всё больше мрачнея и поглядывая на великана, который слушал так внимательно, что не было никакой возможности прервать рассказ и пойти заниматься своими делами. Внешность и голос Эдгара творили с людьми чудовищные вещи.

– Эта история обязана быть предана забвению, – говорил им один паломник, пешком направляющийся в Иерусалим. В пути он был уже без малого полгода и приобрёл себе жёсткую бороду, да заплаты на платьях. Макушка его была источена дождями, дорожная шапка, пусть и добротная, потеряла всякий цвет. Постукивая посохом, неудержимо, будто ветер в поле, он шёл своей дорогой, позволив Эдгару шагать рядом, ведя под уздцы Мглу. Хотя, похоже, находил такое соседство обременяющим. – А тут появляетесь вы, чтобы вновь ворошите старое.

– Вы были знакомы с бароном! Какая радость! – воскликнула Ева. Она ехала в повозке, но, поскольку незнакомец обладал мощным голосом, всё прекрасно слышала и позволяла себе иногда вставлять замечания.

– Да, можно сказать, и был. Дьявол, да я, вспахивая свой клочок земли, видел его по нескольку раз в год, когда он объезжал свои владения! Да, да, этот чёрт владел той землёй, и мы, слышите, мы у него её арендовали. Барон оставил по себе память с такой толстой скорлупой, что её не разгрызёшь ни растопчешь. Я по сей день храню этот орех вот здесь, в голове, в собственной памяти. И каждый человек из моего села хранит. Это не такая вещь, которую можно легко забыть.

– Что же он сделал? – закричала Ева.

Мгла споткнулась, и паломник внезапно захохотал, шлёпая себя по ляжкам. Он был куда ниже Эдгара, но почти такой же широкий. Волосы на его кистях напоминали медвежью шерсть.

– По существу, ничего плохого. Всего лишь отправил на костёр ведьму, вину которой практически для себя доказал.

От Эдгара не укрылась эта маленькая ремарка.

– Ты сказал – «для себя»?

– Точно, здоровяк. Видишь ли, он считал, что не может ошибаться. Что дар заглядывать человекам в души позволяет ему судить.

Он надолго замолчал, словно раздумал рассказывать Еве с Эдгаром эту историю. Великан просто шагал рядом. Каждый его шаг поднимал целую тучу пыли. Ева, положив подбородок на руки, имела возможность лицезреть затылок незнакомца между ушей лошади. Позади, в повозке, скрипело деревянными суставами безголовое чучело.

– То была одинокая женщина, – сказал наконец паломник голосом, похожим на собачий лай, очень недовольный великанской головой, что плыла в воздухе и загораживала своей широкополой шляпой жидкое сентябрьское солнце, а также лошадью, что пыталась слизать с его плеча корку натёкшего туда и застывшего пота. Шерстяной жилет там топорщился жёсткими складками. – Дом её вы и по сию пору сможете найти в деревеньке «Сухие мхи», что под Регенсбургом, на востоке. Если вдруг будете там, то у подножия холма нужно будет перейти навесной мост, а потом сразу налево. Увидите пепелище. Хорошее место, но никто больше не желает там селиться. Господин барон, – он произнёс благородный титул, так, будто готовился прочистить горло и схаркнуть, – ехал по улице и вдруг увидел её. Она была красавицей, тут уж нечего прибавить. Если я говорю, что женщина была красавицей, нет смысла что-то ещё говорить – отдельно описывают уродства, нелепости, а если всё так, как задумывал Творец, когда хотел создать идеальных людей, можно больше ничего не говорить. А сказать стоит о её характере, покладистом, как у овечки, о доброте, и при этом своенравии… эх, да что там! – паломник махнул рукой. – Так вот. Жила одна, без мужа – отец и мать умерли от лихорадки двумя годами ранее, а мужика не было, потому что мечтательная сильно была, да очень несговорчивая. Никто ей не подходил, хотя подходили к ней многие – всех гнала прочь. Звали её Елена, как ту троянскую принцессу, и, можете мне поверить, она могла померяться статью с любой принцессой древности.

Так вот, Елена в тот день руководила доставкой к себе в дом угля – помочь ей никогда от желающих не было отбоя. Барон глядел на неё и не мог оторвать взгляда. Тому множество свидетелей. Кто-то уж начал шептаться, мол, «вот она, большая рыба, которую ждала наша рыбачка».