Геннадий Тараненко - Мыслемокот. Рассказы-фантасмагории

А истина, правда, позиция?.. Бог его знает, что есть белое, а что есть чёрное. Однозначность оценок даёт сбой и не выдерживает элементарной критики.

Поэтому не превратитесь в однобоких и односторонних. Размножайтесь – размножайтесь внутри себя. Ведь мироздание сложно и нуждается не в единой точке зрения, а в разных. Сомнения и споры лишь цементируют бассейн, в котором барахтается народ. А вода?..

Вода постепенно смоет шелуху – всё ненужное, напускное, оставив лишь чистую жидкость. Грязь всколыхнётся и постепенно осядет на дно, спрятавшись под мелкую гальку. И только когда История возьмёт сифон и тряпку и начнет мыть водоём, тогда что-то и всплывёт. Покажется на свет и уйдёт в небытие.

– Чистую воду! Нам надо чистую воду! – кричат братья, – мы окунёмся в бассейн и очистимся.

Фонтан в это время бьёт ввысь. Журчание струй успокаивает душу. Под эти звуки можно и заснуть. Заснуть многочисленным братьям, нашедшим место жительства в одном человеке. Всем – и кто нормальный, и кто с Луной в башке. Ведь Луна Луне рознь. Яркие мечты – преодолеть непреодолимое, достичь недостижимое – тоже связаны с ночной колесницей на небе. Фантазии ждут своего часа. И некоторые из них сбудутся.

Тогда собрату не от мира сего можно и поаплодировать. Он победил, он выиграл.

– Вы в меня не верили, мои единотельные? А я стал тем, память о ком останется в веках. Вы всё нудели и нудели мне под руку, мешая укротить Луну и стать героем. А сейчас, что же, радуйтесь со мной. Медали на Олимпиаде выдают всем, кто был во время достижения рекорда в команде. Я не в обиде – пользуйтесь, братья!

Звучит гимн. Флаг поднимается высоко над стадионом. По телу бегут мурашки. Наступили самые важные минуты в его жизни, память о которых не сотрётся никогда.

Очевидно, когда, неся тяжеленную косу, бедненькая скрючившаяся старушка придёт к нему, человек будет знать, зачем Бог спустил его на Землю. Пьедестал затрепещет под рекордсменом. Единичка на самой высокой тумбе ещё более выпрямится и практически превратится в восклицательный знак. И человеку станет легче… Легче уходить. Уходить туда, где играет тихая классическая музыка, где все говорят шёпотом, потому что так лучше слышно.

А что же с братьями? Братья будут им гордиться от чистого сердца, с открытой душой. Они встанут позади, поддерживая своего лидера. Такое происходит всегда, во все века. История оставляет на поверхности океана жизни только тех, кто не спасовал, бросив вызов судьбе.

Что за остальным, за обыденным? Был ли человек богатым или бедным, был хмурым или весёлым, имел дворец или лачугу – всё прах, ничего не значащий песок. Он развеется поутру, с первыми порывами ветерка…

Но как же с решением задачки? Сколько личностей жило в этом человеке? Неизвестно. Ответ он унёс с собой в портфеле первоклассника.

Помнишь? Линейка, первый звонок… Ты стоишь в белой рубашонке такой счастливый, такой чистый. В это далёкое время в тебе наверняка находилось только одно «Я».

А сейчас? Сейчас, в пятьдесят с гаком лет, уж и не сосчитать. Главное, чтобы среди них жил тот, который с Луной.

Там было детство, сути которого я не понимал. Там было время, которого я не замечал. Там не было Бога, о существовании которого я не догадывался. Там не было всего того, что сейчас наполняет мою жизнь. Но разве важно, что было и чего не было тогда? Там все были живы. Я мог дотронуться до них рукой и ощутить теплоту их тела. А сейчас?..

А сейчас я могу сделать то же самое, только в своих мыслях. Мыслях, которые выскальзывают из моей головы и ложатся на чистое белое поле смартфона, преображаясь в непонятные чёрные витиеватые закорючки. Эти буковки, слова и предложения называются русским языком. Но сможет ли он передать всю мою внутреннюю тоску и боль о времени, когда я был ребёнком?

Там было хорошо – да, там было что-то, к чему мы сейчас ни за что не хотели бы возвращаться – тоже да. Но тёмных красок было немного. Они практически не были заметны на картине, где преобладали яркие цвета, бьющие прямо в глаза.

Я опускаю веки и погружаюсь в сладостную дрёму, наполненную воспоминаниями. Вот напротив сидит папа. Я никогда не называл его грубым словом «отец», потому что оно никак не вяжется с ним.