Элла Войта - Собаки мертвы

Прекрасное майское утро, бегущее рядом солнце, а в машине атмосфера, как в склепе. После вопроса Яна близнецы не произнесли ни слова. Она бросила взгляд в зеркало заднего вида. Дети сидели рядом, касаясь друг друга плечами и переплетя пальцы. Она подозревала, что они переплетали пальцы неосознанно. Единый организм, по нелепой причуде разделенный на два разнополых существа. Ева, похоже, дремала, а Ян пристально следил за дорогой. Неудивительно, что в машине так холодно – она сама, не зная зачем, включила климат контроль на восемнадцать градусов.

А еще они едут на похороны. Это тоже теплоты не добавляет.

Все, планка упала, отец был последний. Кроме нее самой из семьи не осталось никого. Сначала мама и мальчики, потом отец. Черт, и что теперь делать с домом? Нет, сейчас думать об этом нет никакой возможности. Это она решит потом, не сегодня и не завтра. Главное – побыстрее закончить с делами и вернуться в город. В городе, правда, еще предстоит разбираться с Волгиным. А это значит, придется перетаскивать детей из его квартиры обратно в свою, перевозить вещи, успокаивать Лорика… Саша хмыкнула и мотнула головой: теперь проблема грядущего развода виделась ей почти игрушечной. Игрушечной по сравнению… с чем? С чем, черт возьми?

Она знала, что рано или поздно отец умрет. Если бы предложили сделать ставку, она поставила бы на «рано». Она была готова к этому. В последний раз, полгода назад, он показался ей больным. Каким-то нервным, дерганным и больным. Она сказала ему, что пора обследоваться. И что он ответил? Как всегда, увел разговор в сторону. Все, что для архитектора Качура входило в разряд неприятностей, отодвигалось в сторону. Подозрение на рак, беспробудное одиночество, запустение любимого творения, и даже собственная дочь – все это стало слишком утомительным, а потому перестало для него существовать. Так, по крайней мере, она думала. И глядя в его пустые глаза находила тому подтверждение. Отец последние девятнадцать лет жил в собственном, недоступном ей мире. Какие грезы и воспоминая там царили, она не знала. Внезапно она разозлилась. За последние девятнадцать лет она часто злилась на него, но вчера утром, когда сообщили о его смерти, подумала, что всё наконец позади – и злость, и тоска, и ожидание того, что не произойдет никогда. Но, видимо, не так все просто.

Злость как вспыхнула, так куда-то и подевалась. Может быть, дело в том, что она всю жизнь считала, что отец ей что-то должен, должен заботиться о ней, любить, защищать, а если этого нет, то и до свидания. А сама-то, разве она сама ничего не была ему должна? Сколько раз ты позвонила ему за те полгода, когда решила, что у него рак? Десять раз, так? Ох, перестань обманывать себя! Ты позвонила ему ровно четыре раза, один из которых он не взял трубку. Общая протяженность остальных трех разговоров составила в лучшем случае минут шесть. Или около того. Шесть минут за последние полгода – вот и все общение папы с любящей дочкой, единственной, оставшейся в живых. А теперь папа умер, причем умер странно, и осталась одна дочка. И тебе предстоит жить с этим всю жизнь. Всю оставшуюся жизнь предстоит жить с мыслью о проклятых шести минутах.

Она посмотрела в зеркало заднего вида и спросила:

– Ян, хотите в туалет? Хотите сока?

А ведь ты даже не взяла им в машину воды, не говоря уж о бутербродах. Будь Лорик в строю, она навертела бы им с собой такие торбы, что можно было продержаться неделю на необитаемом острове. Впрочем, будь Лорик в строю, заднее сиденье сейчас бы пустовало.

– Да, мам, давай остановимся.

Сын всегда принимал такие решения, четкие и быстрые не по возрасту. И принимал обычно за себя и за сестру. Ева только очнулась от дремы, хлопала пушистыми ресницами и терла глаза.

– Далеко еще? – спросила она у брата.

– Сейчас будем останавливаться.

– Дотерпите до Корсуня? Там на выезде есть приличное место, – обернулась к ним Саша.

– А это далеко?

– Километров пятнадцать.

– Да, хорошо. Потерпим.

В этом ресторане они часто останавливались семьей выпить кофе. Еще в те времена, когда отец строил дом, и особенно в последний год, когда они все пятеро только и делали, что путешествовали из Киева в Смелу и обратно. Когда были живы мама и мальчики.

Мама и мальчики. Она давно забыла их лица.

В попытках обрести самообладание пятнадцать километров пролетели, как одно мгновение, несмотря на паршивую дорогу. Она увидела, как из-за поворота вынырнула башня ветряка, стилизованная под старину. Здание давно не обновляли, обшитый досками фасад ресторана облез, лопасти мельницы прохудились. В башне располагались самые дорогие номера мотеля, другие, попроще, занимали длинное строение, похожее на большой амбар, а к мотелю прилагался ресторан с неплохой кухней. Комплекс так и назывался, «Старый ветряк», и находился как раз посередине между Киевом и Смелой, ближайшим к дому городком.