Наталья Калинина - Станция похищенных душ

Ева сделала паузу, но Иван продолжал смотреть выжидающе, словно не получил ответа на все свои вопросы.

– С Тиной все в порядке. Она здесь, в больнице, но сегодня ее выпишут.

Иван опустил ресницы, а затем снова посмотрел на Еву, но уже без вопроса во взгляде.

– Неважно выглядишь, если уж быть честной. Трубки – не твой стиль, – пошутила она. И он снова моргнул, будто соглашаясь с ней.

– У меня для тебя есть подарок! – с этими словами Ева достала из кошелька сложенный листок. – Знаешь, что это? Это билеты на концерт в декабре, который дадут любимые нами рок-монстры.

Она вздохнула и призналась – уже во второй раз за сутки:

– Я тебя обманула. Мне тоже нравится эта группа. Так что не подведи. Мы не можем пропустить этот единственный концерт.

– Девушка, все, – услышала она за спиной, как и накануне, ворчливый голос.

– Да, я уже, – откликнулась Ева и, обращаясь к Ивану, тихо попросила:

– Поправляйся. Пожалуйста.

Она вышла за двери и бегом, задыхаясь от внезапно подступивших к горлу рыданий, бросилась по коридору к выходу. Прочь, прочь, подальше от этого места, где граница жизнь-смерть настолько хлипкая, что шаги по ней похожи на осторожные шажки балансирующего без страховки под самым куполом канатоходца. Ошибочные полсантиметра, лишний полу-вздох, неосторожный полу-взмах – и все обернется пропастью. И только уже оказавшись в холе, по которому туда-сюда сновали пациенты и медперсонал, Ева остановилась. Кто-то, нагнав ее, тронул за плечо, девушка оглянулась и увидела за спиной маму, которая шла домой от Тины. Удивительно, мама не стала, по своей привычке, задавать вопросов, может, прочитала все по лицу дочери. Она просто притянула Еву к себе и крепко обняла – впервые за долгие-долгие годы. И Ева, уткнувшись ей в плечо, разрыдалась, внезапно ощутив себя слабой и очень уставшей. Мама ничего не говорила, только крепко прижимала ее к себе и гладила ладонью по волосам. И эти жесты куда красноречивей слов и признаний рассказывали Еве о маминой любви.

А две недели спустя стало ясно, что Иван пойдет на поправку.

Год спустя

– Знаешь, а мне нравится! – ответил Иван после того, как пробежался взглядом по тексту. Все то время, что он читал с монитора, Ева следила за ним с волнением, пытаясь угадать по его лицу, насколько удачной или неудачной покажется ему идея.

– Очень здорово! – с нескрываемым восхищением воскликнул мужчина.

– Надеюсь, все у нас получится.

– Получится, еще и как.

Ева устало кивнула и, прикрыв ладошкой рот, зевнула. Иван покосился на нее с явным беспокойством:

– Лучше бы ты сегодня отдыхала. Чувствуешь себя уставшей, а села работать.

– Работа меня наоборот, бодрит.

– И все же… Я запишу тебя к врачу, может, тебе витамины нужны. Ты очень устала с нашим проектом.

– Ладно, – отмахнулась Ева. – Сама запишусь. Обещаю. Лучше расскажи, как дело двигается.

– Посмотрел сегодня четыре площадки. Две точно не подойдут, одна – еще туда-сюда, а одну мне бы хотелось показать тебе. Думаю, это то, что надо. Съездим завтра?

– Хорошо, – улыбнулась Ева и прильнула щекой к его плечу – крепкому надежному плечу своего мужа.

Идея, которую несколько месяцев назад предложил Иван, и которую она поначалу не приняла всерьез, обретала все более явные формы, и это не могло ее не радовать. Тем более что в этом проекте, как выразился Иван, она была мозгом, а он – двигателем. Ева помнила тот вечер, который стал поворотным в их жизни, в мельчайших подробностях.

… Ева после работы каждый день ездила к Ивану: вначале в больницу, потом – в дом его родителей. Ивана выписали, но до его полного выздоровления еще было далеко. В тот октябрьский вечер шел проливной дождь, за окном грохотал гром, и Ева по дороге с работы к Ивану промокла до нитки. Его мама заставила ее переодеться в сухое – свои брюки и толстый свитер Ивана, а затем накормила вкусным горячим ужином и напоила чаем. Но когда Ева засобиралась домой, непогода лишь разыгралась, и Иван наотрез отказался отпускать девушку под ливень.

Они вдвоем расположились на широком диване в его комнате. Иван, одетый в домашние джинсы и клетчатую фланелевую рубашку, в расстегнутом вороте которой виднелись бинты, полулежал на подушках. Ева устроилась напротив него, уютно подтянув под себя ноги в толстых носках. Накануне Иван нашел среди старых вещей, которые мама хранила в шкафу, «Монополию», и они, разложив карту, карточки и фишки, с увлечением играли под завывание ветра и перестук дождя за окном. Еве везло, она обыгрывала Ивана с большим отрывом, он в шутку сердился и смешно ругался, чем еще больше ее раззадоривал и веселил. В тот вечер время словно отмотало назад шестнадцать лет, и они снова были увлеченными игрой подростками. Отросшие волосы, которые мужчина то и дело машинально ерошил, резче обозначившиеся из-за болезни скулы и азартный блеск в темных глазах придавали ему еще больше сходства с тем шестнадцатилетним парнем, которого Ева увидела впервые в доме Бориса. И то, что одна рука у Ивана покоилась в бандаже, тоже обманчиво возвращало девушку в прошлое. В какой-то момент Ева с удивлением поняла, что в тот вечер отыгрывался в реальности сценарий, который она когда-то воображала себе в ночных грезах, но который так и не случился. В ее девичьих мечтах все было невинно и целомудренно. Она бы просто пришла в дом Ивана – может, навещая его, приболевшего, может, принеся по его просьбе книгу. Иван пригласил бы ее в свою комнату, и они провели бы вечер, беседуя или просматривая вместе фильмы. Но Ева то и дело ловила бы на себе тайные взгляды Ивана, в которых читались бы нежность и любовь. Могла ли она себе представить, что тот давний «сценарий» ее девичьего счастья воплотится в жизнь спустя шестнадцать лет?