Эркман-Шатриан - Сборник Рейнские рассказы

После того я машинально закрыл окно; взял лампу, поднялся по лестнице и пошёл по коридору, который вел в мою комнату.

Я лёг спать... Но мне было невозможно закрыть глаз: мне все слышались эти стоны... эти долгие стоны жертвы... и потом хохот убийцы!

"Убить на большой дороге, с пистолетом в руке, - говорил я сам себе - без сомнения, это ужасно; но убить одним словом... не подвергаясь никакой опасности!.."

На дворе поднялся сирокко; он разгуливал по долине, со зловещими стенаниями, подымая до верхушек скал песок и гравий пустыни.

Впрочем, сама напряженность только что волновавших меня ощущений заставляла меня испытывать почти непоборимую потребность сна... Один лишь ужас заставлял меня бодрствовать... Я представлял себе высокого Кастаньяка, в одной рубашке, склоненного из своего окошка... с вытянутой шеей, взглядом следящего за своей жертвой до самых темных глубин пропасти... и это леденило мне кровь.

"Это он! - говорил я себе, - это он!.. Если бы он знал, что я был там!.."

Тогда мне показалось, что я слышу скрип досок в коридоре под чьими-то осторожными шагами... И я приподнялся на локте... приоткрыв рот... навострив ухо.

Впрочем, потребность отдыха в конце концов восторжествовала, и около трёх часов ночи я заснул свинцовым сном.

Было совершенно светло, когда я проснулся; порыв ночного ветра улегся, небо было чисто, а тишина так глубока, что я усомнился в своих воспоминаниях; я думал, что видел дурной сон.

Странное дело, я как бы страшился проверить свои впечатления. Я сошел вниз, чтобы выполнить свои обычные обязанности, и лишь обойдя все свои палаты, продолжительно осмотрев каждого больного, я отправился наконец к Дютертру.

Стучусь к нему в дверь; никакого ответа... Открываю; его кровать не смята... Призываю больничных служителей, задаю вопросы... Спрашиваю, где лейтенант Дютертр; никто не видал его со вчерашнего вечера.

Тогда, собрав все свое мужество, я вошел в комнату Кастаньяка.

Беглый взгляд на окно показал мне, что два стекла были выбиты; я почувствовал, что бледнею... но, вернув себе тотчас же хладнокровие, я воскликнул:

- Ну и ветер был сегодня ночью! Вы что на это скажете, лейтенант?

Тот преспокойно сидел, облокотившись на стол, поддерживая руками свое длинное лицо, и делал вид, будто читает. Он был бесстрастен, и, подняв на меня угрюмый взгляд, проговорил, указывая на окно:

- Черт возьми! Двое стёкол выбито... чего уж больше... хе! хе! хе!

- Очевидно, лейтенант, эта комната подвержена ветру более, чем другие... Или, быть может, вы оставили окно открытым?

Едва заметное сокращение мускулов стянуло щеки старого воина.

- Да нет же, право, - сказал он, странно смотря на меня, - оно было закрыто.

- А!

Потом, приблизившись к нему, чтобы пощупать пульс:

- А здоровье... каково оно сегодня?

- Да недурно.

- В самом деле... есть улучшение... небольшое волнение... Через две недели, лейтенант, вы поправитесь... я вам это обещаю. Только тогда старайтесь умерить себя... не надо более зелёного яда... а то... берегитесь!

Несмотря на благодушный тон, который я силился принять, мой голос дрожал. Рука старого негодяя, которую я держал в своей, производила на меня впечатление змеи. Мне хотелось бы убежать... А потом этот пристальный, беспокойный взгляд, не покидавший меня... Это было ужасно!

Тем не менее, я сдержался.

Уже направившись к выходу, я вдруг вернулся, словно вспомнив что-то.

- Кстати, лейтенант, не приходил ли к вам Дютертр?

Пo его седым волосам пробежала дрожь.

- Дютертр?

-- Да... он вышел... вышел еще вчера... никто не знает, что с ним сталось... я предполагал...

- Никто не приходил ко мне, - проговорил он, слегка и сухо покашливая, - никто!

Он взялся снова за свою книгу, а я закрыл дверь, уверенный в его преступлении, как в свете дня.

К несчастью, у меня не было доказательств.

"Если я донесу на него, - говорил я себе, возвращаясь в свою комнату, - он станет отрицать; и если он будет отрицать, какие могу я выставить доказательства в подтверждение истинности моих слов? Никаких!.. Моего личного показания недостаточно... Вся мерзость обвинения падет на мою голову, и я создам себе беспощадного врага. К тому же, преступления этого рода не предусмотрены законом."

В конце концов, я решил выжидать, наблюдать за Кастаньяком, не подавая виду, уверенный в том, что он выдаст себя. Затем я отправился к коменданту и просто доложил ему об исчезновении лейтенанта Дютертра.

На следующий день несколько арабов, явившихся на рынок в Константину с ослами, нагруженными овощами, рассказывали, что с филиппвильской дороги виден какой-то мундир, висящий в воздухе вдоль скал Касбы, и что хищные птицы сотнями летали вокруг него, наполняя воздух своими криками.