Денис Игумнов - Золото Флинта

За стенкой раздались голоса. – «Твою бабушку! Стеша что-то напутала, хозяева дома!» -Осмотревшись, вор понял, что прятаться ему негде. На окнах решётки, мебели, кроме стола и шкафа, нет, а за висящими на стенах картинами не спрячешься. Пётр хоть и маленький, но не плоский. Он на цыпочках подбежал к двери и затаился, прислушиваясь. Шум нарастал. Затопали ноги, громче зазвучали звуки человеческой, смятой преградой стен речи. Открылась дверь, хозяин выбежал в коридор. Вот сейчас он должен войти в кабинет. Вор напрягся, сжав в кулаке гаечный ключ. Но нет, вместо этого хозяин забегал взад-вперёд по коридору, что-то нервное покрикивая, и на его крики выбежала жена. Вместе хозяева заохали, заахали и убежали.

Куницын ничего не понимал. Что вообще в этом доме происходило-то? Он прислушивался, стоя у двери, до тех пор, пока ему не показалось, что с улицы до него донёсся звук мотора машины, выезжающей из гаража, тогда Пётр, предчувствую нечто нехорошее, распахнул дверь и выскочил в коридор. Дом горел! Так вот какой он запах почуял внизу – вонь начинающегося пожара. Горел коридор, лестница, ведущая на первый этаж, точнее – в разверзшийся ад жидкого огня, полыхала. Тлели стены и лисьи языки пламени лизали вход в спальню хозяев. Хозяин с хозяйкой, оценив ситуацию правильно, убрались из дома вовремя, успели спасти себя, бросив добро. И как тихо полз огонь: он подкрадывался, жался к полу, лишь бы не встревожить и не поднять на ноги тех, кто ему был по вкусу. Вот вор и опоздал. На первый этаж ходу нет, вперёд тоже, остаётся отступать назад. А что там позади? Дверь! Да! Наверное, дверь ведёт на лестницу и на чердак. Уже вбежав внутрь, вор понял, что очутился в ловушке. Дверь вела не на лестницу, а в кладовую. Полки, шкафчики, какие-то вещи, бельё, строительные материалы, оставшиеся после ремонта.

Пётр заметался, как загнанный зверь, в поисках выхода. Закуток, где Куницын прятался, наполнялся едким дымом и тем самым, принятым им за вонь индийских благовоний, запахом. Он перевернул всё вверх дном, кинулся назад к двери, но за ней его встретила стена гудящего роем пчёл убийц огня. Вот теперь пожар заговорил во весь голос. Он словно чувствовал присутствие человека и требовал жертвы. Через шипение и треск к ушам вора пробился другой голос, обнадёживающий:

– Не суетись ты, всё равно тебе отсюда не выбраться.

– Кто это говорит? Каха кха кха…– задыхаясь, и продолжая носиться по углам кладовки, спросил Куницын.

– Тебе не всё равно? Я тебе жизнь предлагаю.

– Я никого ни о чём не просил.

– Как знаешь. Так мне уйти?

– Постой. Кто ты? Ты – это я? Соломинка?

– Не будь дураком. Я не плод твоего убого воображения и не следствия действия дыма. Могу забрать тебя с собой.

– Куда? Зачем тебе это надо? Что я буду должен? АКХА БХАА КХХА, – в конце воришка надсадно закашлялся.

– Слишком много вопросов. Гори-гори ясно, чтобы не погасло… Нет, ты не сгоришь, задохнёшься раньше, как кот в горящем доме или крыса. НУ? Что выбираешь – жизнь или смерть?

– Жизнь!!!

– Я тебе дам шанс на случай: придёт хорошая взятка выиграешь, а нет – сдохнешь.

– Я АКХА КХА КХА, не понимаю, КХА КХАРРР.

– Сыграешь в мою игру, обойдёшь других игроков, пойдёшь гулять, а нет, то… сам понимаешь.

– Я согласен.

Обессилев от борьбы, отравленный токсичным дымом, Куницын сел на груду вещей. У него резало глаза, кружилась голова и накатывала слабость. Он решил довериться судьбе. Была не была. Не привык он никому вслепую доверять (тюрьма научила), но в такой ситуации, делать нечего, согласился. Если и обманет его, так обманет только собственный глюк. Перед смертью не обидно. Не успели все эти мудрые мысли пронестись у него в голове смерчем, как пространство перед ним разломилось по линии двери, выпустив начинку мягкого дёгтя, накрывшего Куницына волной стылого тёмного медового забвения…

Манулова Катя пришла к себе домой на съёмную квартиру. Как она добиралась из клиники до дома, Катя не помнила, настолько была потрясена результатами анализов. Работала Катя танцовщицей в ночном стрип-клубе. Понятно, девочкам её профессии трудно было удержаться в рамках просто танцев. Трясти своими оголёнными прелестями на глазах у распалённой алкоголем публики чревато продолжением ублажения отдельных представителей этой самой публики в индивидуальных кабинках или у состоятельных клиентов дома, чему всячески потворствовала администрация клуба – за грабительский процент, взимаемый им с девочек. Выходило, что вроде бы танцовщица и всё-такое прочее, а по-честному – проститутка, правда, из не простых ночных бабочек, а из весьма недешёвых.