Роза Поланская - Дом северных ветров

Оля подняла брови, а я продолжила, задрав майку и оголив живот:

– Вот смотри, какой плоский. А знаешь почему? Потому что смех сокращает мышцы.

Оля закатила глаза:

– Однозначно – жечь. На костре. И я бы первая подожгла лучину.

Ольга сняла очки и протерла стекла тряпочкой, смотря на меня подозрительным взглядом.

– А квартирант, между прочим, сейчас на кухне. Мне показалось, что это он там чайником гремит, – сказала она, сощурившись.

– О, – выдохнула я, – приготовимся к операции.

Оля надела очки:

– Какой?

– Название пока рабочее: «Я случайно вниз спустилась».

Александр сидел за столом спиной ко мне. Сразу бросился в глаза ржавый моток волос – а-ля «коса скандинавского викинга, перемотанная кожаными черными жгутами-лентами» – и выбритая по бокам голова.

Он не обернулся на мои шаги, и я прошла мимо, заглянула в холодильник в поисках «своих» сосисок. Вытащила пакет и отнесла к тумбочке у плиты. Чиркнула ножом по упаковке, чувствуя на своем затылке тяжелый взгляд. Достала ковшик, налила воды и поставила на плиту. Зажгла конфорки, вспыхнувшие синими лепестками под ковшом и чайником. В дрожащей руке задула горящую спичку. Горький дым заструился узорами. Я обернулась.

Александр перевел взгляд на окно. Ветви подрагивали и качались под натиском ветра.

– Сегодня, наверное, холодно, – произнесла, выбросив спичку и помахав рукой перед лицом, чтобы разогнать тонкую клубящуюся струйку белого дыма.

Александр медленно перевел взгляд на меня и удивленно поднял брови:

– Не сто́ит. Поддерживать светские беседы – не моветон, конечно. Но в них нет никакого смысла. Зачем делать то, что не имеет смысла? Разве что… вы хотите сказать что-то действительно важное.

– О. Хорошо, – пожала плечами и отвернулась к закипающим сосискам, приветливо улыбающимся краями, – ну хоть кто-то мне рад.

Тоже мне! Урод уродом, а ставит из себя не пойми кого!

– Не обижайтесь. Если как следует поразмыслите, то поймете, что человеческая жизнь слишком коротка, чтобы тратить ее на пустую болтовню.

Вода забурлила, я подцепила вилкой сосиски. Они качнулись в тарелке и прижались друг к другу. Я прошла к столу и села. Александр изучающе смотрел на меня, спокойно положив большую, сияющую рыжими волосками руку на раскрытую книгу.

От сосисок клубился ароматный пар. Я обхватила ладонями острые свои коленки.

И в такой тишине наедине с квартирантом вот что необычно: когда Александр молчит – все тело охвачено необъяснимым ужасом. Но как только он начинает говорить, каждая напряженная клеточка тела разжимается – и качаешься на волнах, лежа на спине, со взглядом, обращенным к небу.

– И я – не урод. Это определение мне не подходит, – произнес бесстрастно.

Я подняла брови.

– Не пугайтесь, я не читаю мыслей в вашей голове. Просто они у вас на лице написаны. Даже из вежливости я не могу их не прочесть.

– Вы – альбинос? – спросила, сжав коленки. – Ну, белые ресницы и кожа странного цвета… с серым отливом что ли.

– Разве у альбиносов могут быть глаза темного оттенка? У альбиносов радужка глаз лишена природного пигмента. И волосы – без цвета.

Я сглотнула голодную слюну.

– О, – удивился он, закрыв книгу, – я думал, в двадцать первом веке скромность – это пережиток. Пойду в гостиную. Приятного аппетита.

В дверях он остановился и перед тем, как выйти, проговорил:

– Я надеюсь, сегодня вы собираетесь нас покинуть?

Я положила на стол руки, медленно разжимая пальцы, врезавшиеся ногтями в ладони. Сердце билось в груди, и пульсировало в висках от дикого ощущения того, что в ладонях может быть скорченная, раздавленная пальцами полынь, и под ногтями – свежая черная земля…

Конечно, руки оказались пусты. Но сердце продолжало бешеную гонку крови по венам.

– Ты в обморок со страху не падашь? – баба Лида незаметно подошла и смотрела куда-то поверх моей макушки.

Я в ужасе повернула голову назад. Но кроме чайника, отчаянно выпускающего пар последние несколько минут, ничего не обнаружила. Кот еще, откуда-то взявшийся, свернулся в плетеном кресле-качалке.

И я выдохнула:

– От страха – нет. Солнце, помню, в детстве голову напекло…

– Та! – отмахнулась бабушка. – Туда гляди!

Из большой щели меж толстой стальной трубой отопления и стеной туда-сюда нырял серый комочек.

– Мышь? – удивилась я.

– Сейчас Графу покажу, нехай сам разбирается. На харчах живет, а делами своими кошачьими не занимается, – бабушка взяла кота за шкирку, встряхнула и развернула мордой к батарее: – Гляди, я сказала, вконец дом запустил, бесстыжий!