Татьяна Шишимер - Обманувшие смерть

До вечера я не выходила из своей комнаты, отказывалась от еды и всякого посягательства на свое одиночество. Я сидела в любимом огромном кресле и тихо плакала, обняв подушку. Мне вспоминались картины из детства, которое кончилось сегодня утром, уехало вместе с мамой. Что будет дальше? Я не знала.

За окном постепенно стемнело. В комнате стало холодно, и я завернулась в теплое одеяло. В дверь постучали и в нее, не дожидаясь разрешения, вошел Карл. В его руках была тарелка с булочками и кружка молока. Он поставил все это на стол и начал разжигать огонь в камине. Вскоре я уже с удовольствием ощутила теплый воздух.

– Я вот не пойму, ты решила умереть от голода, замерзнуть насмерть или и то, и другое вместе?

Я поняла, что очень хочу есть, взяла булочку и начала запивать ее молоком. Карл сел во второе кресло.

– Лю, я тебя понимаю. Мне тоже очень не хватает Мадины, она же мне вместо родной матери, которую я даже и не помню. Но она ведь вернется, это не навсегда.

Я осознавала, что он прав. Меня беспокоила таинственность, с которой все это делалось. Мама плакала и ругалась с дедом на лестнице, значит, не хотела уезжать. Дедушка ее буквально выгнал. Что это за фраза про то, что ее время учить меня прошло? Да как вообще можно ограничить общение матери с дочерью каким-то сроком? О каких ее срывах говорил дед? И тайная наука, что это? Все что-то от меня постоянно скрывают!

Углубившись в раздумья, я совсем забыла про Карла, который сидел рядом и утешал меня. Ему явно не понравилось мое равнодушие. Он резко встал и бросил, не глядя в мою сторону:

– Не хочешь разговаривать, вот и сиди тут хоть вечно одна, а завтра утром не забудь зайти к деду – он звал…

– Карл, подожди, не уходи, прости…

Кузен обнял меня, погладил по голове и сказал:

– Никогда больше не смей игнорировать своего брата, я этого терпеть не могу (Карл часто называл меня сестрой, а себя – моим братом, хоть мы и были двоюродными)! Иди спать, а после того, как утром поговоришь с дедушкой, мы с тобой поедем гулять и я кое-что покажу тебе.

Он ушел, но мне стало легче от нашего разговора. Карл всегда умел растормошить меня. В тот вечер я еще долго смотрела в камин. Только видела я там не языки пламени, а лицо мамы, которое уплывало вдаль. К сожалению, лик отца стерся из моей памяти. И если бы не их совместный портрет, который висел в покоях мамы, я бы и вовсе не знала, как он выглядел.

На следующий день я завтракала в полном одиночестве. Стол накрыла Лора. Огромный замок казался пустым каменным склепом.

– Лора, ты же хотела уйти?

Она быстро посмотрела на меня и опустила глаза, словно стыдясь своего присутствия в доме.

– Нет, я решила остаться.

– Господарь у себя?

– Да, он ждет вас.

Ее поведение меня как-то насторожило.

– Лора, с тобой что-то не так? Ты себя плохо чувствуешь?

Она хотела мне что-то сказать, но, ее вновь прервал бесшумно вошедший Карл.

– Доброе утро, Люси. Дедушка ждет тебя.

Что-то в нем определенно изменилось: походка, взгляд и что-то еще. От него словно исходила какая-то сила, от которой меня бросало в дрожь. При появлении Карла яркий румянец вспыхнул на щеках служанки. Она взяла пустую тарелку и заспешила на кухню. Карл, странно улыбаясь, проводил ее взглядом. Почему то эта сцена вызвала у меня мгновенную вспышку ярости. Я шумно встала и, даже не попрощавшись с кузеном, отправилась к лестнице.

Дедушка занимал комнаты тоже в западной башне, как и я, но на последнем этаже.

Я постучала и, не дожидаясь ответа, открыла тяжелую дверь. Комната его выглядела очень мрачно. Шторы практически не пропускали утренний свет, так что мебель казалась почти черной. На стенах висели портреты наших предков, пол украшала огромная шкура бурого медведя – трофей деда на охоте. Несмотря на то, что весеннее утро было не такое уж теплое, камин не горел и, судя по всему, его вообще давно не растапливали. Здесь неприятно пахло сыростью и почему-то свежей землей. Из полумрака в кресле вырисовывался тонкий силуэт деда. Он встал и подошел ко мне.

– Ты хотел со мной поговорить? – спросила я тихо, стараясь заглушить ноющую злость. Я до сих пор не могла понять, почему там, на лестнице, дедушка велел маме уехать.

– Пойдем.

Мы вышли из комнаты. Он с грохотом закрыл дверь, от чего я вздрогнула, повернул ключ в замке и пропустил меня на лестницу.

Из башни мы спускались в полном молчании. Тишину нарушали лишь звуки наших шагов. На уровне второго этажа мы прошли в основное здание, пересекли его и спустились по ступенькам северной башни на первый этаж. Здесь дедушка долго возился с замком на дверях, а когда справился, мы оказались во внутреннем дворе. Пройдя его, мы вновь остановились, на этот раз у подножья восточной башни где, насколько я знала, никто не жил. Пока дедушка разбирался уже с этим замком, я оглядела двор. Площадка давно не знала уборки: камни заросли травой и мхом от сырости, кое-где встречались прошлогодние сухие листья и еще какой-то мусор. Солнце начало слегка припекать мне лицо и плечи, когда я вышла из тени к западной части замка. Наконец-то дед справился с дверью и ржавые петли омерзительно заскрипели, когда он открыл ее. Я последовала за ним внутрь.