Руслан Жуковец - Великие мистики, как они есть

Учение Кришнамурти воспринимается довольно сложным, и сам он о нем отзывался в том же духе, но сложное оно только по форме подачи и выражения. Кришнамурти был склонен к чрезмерной интеллектуализации и многословию там, где все можно было сказать проще. Не исключено, что прямое общение с ним оказывало на слушателей куда более сильное впечатление – за счет силы его присутствия – и потому он притягивал к себе людей. Возможно, именно такая форма подачи привлекала людей того времени, а может быть, Кришнамурти просто не мог выражать свое учение иначе. К тому же, как мы помним, процесс выражения шел у него как бы спонтанно. Как бы там ни было, его популярность при жизни была довольно высокой. Он был и остается духовным авторитетом, книги которого постоянно переиздаются, а значит – читаются.

Сам Кришнамурти считал, что если он является неким уникальным человеком, тогда его усилия по распространению Истины не имеют смысла. Я бы сказал, что не имеют смысла описания состояний высшей осознанности, если нет никаких путей к ее обретению. Какой смысл рассказывать о просветлении, соблазняя людей описанием высоких внутренних состояний, но не указывать путей к их достижению? Не знаю. При этом само состояние высшей или полной осознанности достигалось многими людьми до Кришнамурти и уникальным в этом смысле не является. Выражали они его несколько иначе, хотя суть оставалась той же самой. Поэтому уникальной является только судьба Кришнамурти и, конечно, он сам, но никак не его учение.

Есть еще один вопрос: что стало бы со странным индийским юношей, если бы теософы не взяли его в оборот? Скорее всего, он не стал бы Учителем с мировой известностью, а превратился бы в местечкового святого, каких в Индии – хоть пруд пруди. Так что судьба и неведомая Сила вели его – хоть несколько странным и жестким путем – к выполнению миссии и роли Учителя. И сколько бы сам Кришнамурти ни отрицал наличие дорог к Истине – сам он прошел по одной из них, отказавшись, правда, оценивать свой опыт. Он выполнил свою Работу – так, как мог, или так, как считал нужным. Он дал людям знание, не предполагавшее получение опыта, но, может быть, тогда они нуждались именно в этом. Господу видней.

О Рамане Махарши принято говорить только хорошее. В отличие от Ошо, Гурджиева и прочих мистиков прошлого века, в его биографии нет темных пятен или действий, которые можно было бы толковать неоднозначно. Махарши прост, чист и светел. Значит ли это, что он, может быть, был на голову выше всех остальных мистиков? Уверен, что найдутся люди, которые именно так и скажут. Но есть, однако, одно объяснение, позволяющее взглянуть на ситуацию несколько иначе. Рамана Махарши ничего не делал, а потому не мог ошибаться, не мог попадать в двусмысленные ситуации, и вообще с ним фактически ничего не случалось во внешней жизни. Ему не нужно было искать учеников, потому что те сами его находили, возникновение ашрама тоже случилось почти само собой – из необходимости и по желанию учеников. Ошо объездил с выступлениями всю Индию, прежде чем осел в Пуне, и всем прочим приходилось много ездить для распространения знания и с целью привлечь тех, кто нуждается в Истине. Всем приходилось действовать, и только Махарши отказался от всяких действий, но все равно стал мистиком с мировой известностью.

Воистину, пути Господни неисповедимы. Почему одному нужно приложить массу усилий для осуществления своей миссии, а к другому все приходит само? В отношении Махарши ответ достаточно очевиден – он с самого начала не собирался быть учителем, и никакой ясно осознаваемой миссии у него не было. Он и в самом деле был простым человеком, насколько вообще понятие «простой» может быть применено к мистику. Известно, что его Путь начался с того, что в шестнадцать лет Рамана пережил осознание смерти, которое началось с сильного страха перед ней, сменившегося ощущением умирания . Казалось, что смерть пришла и ее наступление абсолютно неизбежно. Тогда Рамана лег на пол и стал смотреть на происходящее, размышляя о том, что же все-таки умирает. Все происходящее повернуло его внимание внутрь, на природу того, что смертно внутри него, а что – нет. Он внутренне принял смерть, и с этого момента жизнь его изменилась. Недаром многие мистики утверждают, что если вы хотите пробудиться от сна бессознательности, вам следует постоянно помнить о неизбежности собственной смерти. Острое, внезапно наступившее переживание неизбежности смерти, причем с ощущением умирания здесь и сейчас, пробудило Раману и обратило его внутрь себя. Исходя из того, как сам Махарши описывал свои переживания в этот момент, можно сказать, что он получил импульс Милости Бога, который и принес ему внутреннюю трансформацию. Почему Махарши получил импульс Милости безо всякой предварительной подготовки – нам знать не дано, и любые объяснения будут притянутыми за уши, как и в случае с Порфирием Ивановым. И вот что интересно – и у Махарши, и у Иванова вскоре после трансформации обнаружилось притяжение к конкретным местам – у первого к горе Аруначала, а у второго – к Чувилкиному бугру. И Аруначала у Махарши, и Чувилкин бугор у Иванова наделялись мистическим значением как места, обладающие особой силой. Аруначала, конечно, была и остается значительно выше Чувилкиного бугра, но и масштаб Махарши как мистика тоже будет побольше масштаба Порфирия Иванова.