Ирина Щеглова - Мертвый город

– Кое-какое уже имеем, – огрызнулся Андрей, хотя понимал, что зря обижает старика. Он заставил себя замолчать и, опустив голову, уставился в пол, а точнее – в дырявое ржавое днище допотопного авто. Пока старик с воодушевлением разглагольствовал, Андрей успел изучить носки своих ботинок, с них он переключился на ботинки Ники. Один ботинок был рыжим, а другой почему-то черным. Андрей удивился и склонился еще ниже, было такое ощущение, будто Ника наступила в смолу или сажу, он уже хотел было сказать об этом сестре, как вдруг чернота с ботинка буквально на глазах увеличилась и стала стекать вниз, стремительно расползаясь по днищу.

Андрей откинулся назад, задрав ноги и громко заорал. Вскрикнул Сергей Викторович:

– Достали!

Взвизгнула Ника:

– Что это?!

– Быстро все вон из машины! – приказал краевед и первым выкатился наружу, за ним выпрыгнула Ника и выбрался Андрей на четвереньках.

– Ника, снимай ботинок! – завопил краевед. – Швыряй его туда!

От Никиного ботинка тянулся черный след, он уплотнился, став похожим на щупальце спрута, и дернул Нику обратно. Ника заверещала, что есть сил встряхнула ногой, ботинок слетел и мгновенно исчез в нутре недавнего убежища, наполненного чавкающей жирной чернотой. Там что-то хлюпнуло. Ника шарахнулась в сторону, упала, Андрей быстро подскочил, поднял ее, и они побежали прочь, подгоняемые разливающейся непроницаемой тьмой.

Краевед заметно отставал, Андрей тащил на себе хромающую Нику. Они бежали по мерзлой земле, острыми комьями падающей под ноги, по выщербленному асфальту, по битому стеклу и рассыпавшемуся от ржавчины металлу. Бежали куда глаза глядят, не обращая внимания на боль и нехватку воздуха в легких. Их гнал настигающий ужас.

Сзади споткнулся и упал Сергей Викторович, Андрей притормозил, обернулся и увидел, как чернота тянет к краеведу свои щупальца. И в то же время ее поверхность как будто застывает, съеживаясь, покрывается белесой пленкой…

– Сергей Викторович, вставайте! – Андрей свободной рукой схватил его за шиворот и попытался приподнять. Краевед оказался очень легким, его удалось поставить на ноги и отвести от почти застывшей смоляной лавы. Старик хрипло дышал и выглядел плачевно.

– Почему эта черная дрянь остановилась? – пробормотал Андрей, ни к кому конкретно не обращаясь.

– Она как будто замерзла, – громким шепотом отозвалась Ника.

– Нет, ее что-то остановило, – задумчиво произнес Андрей, всматриваясь в застывшую белесую поверхность окаменевшей лавы.

– Дети! – воскликнул краевед, и голос его сорвался. – Дети, идите без меня, без меня у вас есть шанс.

– Еще чего! – недовольно буркнул Андрей. Ника беззвучно плакала, она стояла, поджав босую ногу, как птица. Носок порвался, ступня кровоточила.

– Ника, возьмите мою обувь. – Старик поспешно сел на землю и разулся. Ника испуганно замотала головой.

– Это не выход, – остановил его Андрей, – думаю, мы сможем найти какой-нибудь ботинок.

– Нет-нет, здесь ничего нельзя брать, – зачастил старик. – Возьмите мои ботинки, я настаиваю, мои ботинки пока только мои, понимаете?

– Не очень, – хмуро отозвался Андрей, сдернул с шеи шарф, снял правый ботинок и начал оборачивать ступню шарфом. – Хорошо бы еще к подошве примотать что-нибудь, – пробормотал он себе под нос. – Ника, надевай мой ботинок.

– Смотрите, дорога, – произнесла Ника.

Андрей обернулся и действительно увидел пустынную ленту шоссе:

– Как думаешь, это та самая? По которой нас сюда привез автобус?

– Не знаю, но очень похоже, там тоже сгоревший лес, – неуверенно ответила Ника.

– Ребята, здесь нельзя ничему верить, – предупредил старик, – здесь все только кажется, привычные вам законы не работают.

Ника, морщась от боли, затолкала ногу в ботинок брата. Он помог ей затянуть шнурок:

– Нормально?

– Переживу, – отозвалась Ника. – А ты как?

– Я тоже переживу, – он ободряюще улыбнулся, хотя получилось, наверно, не очень убедительно.

– У меня есть ремень, – Ника вытащила его из джинсов и передала брату, – свой тоже доставай, из двух можно сандалию сделать. Андрей кивнул, покрутил ремни и ловко примотал ими шарф к ноге.

– Почти сапог, – пошутил он.

– Ненадолго хватит, – Ника вздохнула. – Если здесь ничему нельзя верить, то как же ваша карта? – спросила она у Сергея Викторовича.

Старик уже отдышался и стоял босой, понурив голову:

– То, что я наносил на бумагу, трудно назвать картой, это весьма условные метки и записи. Я записывал все, что замечал, и похоже, что тут все словно вывернутое наизнанку. Если взять любую вещь в нашем мире и вывернуть ее, то мы увидим вещь изнутри, вместо входа – выход, вместо подвала – чердак, то, что было снаружи, окажется внутри, а внутреннее вылезет на поверхность и будет казаться вещью. Живое невозможно вывернуть, потому что оно умрет, в Мертвом городе все мертвое, точнее неживое, никогда не бывшее живым, но умеющее таковым притворяться…