Даниил Свиридов - Илларион

«Неужели ради этого меня и привела сюда Сибилла? Это и есть тот материал, про который она говорила?» – с этой мыслью Айзек вернулся к газетным вырезкам на стене. Приглядевшись к комментариям, оставленным ручкой на страницах, писатель узнал язык, на котором они были написаны. Это был нидерландский. Из него Айзек знал разве что с десяток словечек. Половина из них были бранными, а вторая половина – наименованиями видов алкоголя. Однако то, что он запомнил из учебников по психиатрии и что не раз потом встречал в книгах по психологии, так это одна идея: у помешательства всегда есть смысловой эпицентр, и работает он по четким правилам, пусть и не самым доступным для постижения здоровым умом. У этого полиграфического хаоса имелось ядро, отправная точка безутешных поисков и подозрений.

Взгляд Айзека упал на слово Illarion. Увидеть его на десятках фотографий было нетрудно. Позабыв о намерении уйти из взломанного дома побыстрее, не оставив никаких отпечатков, он самозабвенно ухватил дневник со стола, раскрыл его и принялся лихорадочно листать. Предположения подтвердились – повсюду на страницах мелькало это слово. Illarion. Слово с манящим и в то же время недобрым потусторонним отзвуком разлеталось внутри головы и краеугольным камнем легло в низине массивного бастиона фантазий. Точно так же, как это слово составляло сердцевину чьего-то безумия, оно стало семенем, тонким стебельком из которого прорезался на свет сюжет новой книги. Illarion – слово было могущественным заклинанием, всколыхнувшем в писателе нечто, что он сам до конца не понимал, но от чего вновь чувствовал себя творцом собственной реальности.

«Как же оно переводится с нидерландского?» – с задумчивостью шахматиста Айзек пялился на стену.

– Этот хрыч сразу показался мне говнюком, но я никак не могла предположить, что он окажется полоумным, – промолвила из-за спины сообщника Сибилла.

Айзек не услышал ее приближения. Для него девушка просто материализовалась рядом. За плечом у нее висел тубус. Кажется, она нашла то, зачем пришла, однако писатель был куда больше заинтересован мастерской параноика, чем находкой Сибиллы, и приберег вопросы о картине на попозже.

С прежней звенящей индифферентностью Сибилла оценила странность подвального инвентаря. Ощущение складывалось такое, будто хладнокровие ее не в силах поколебать даже падение астероида или вторжение инопланетян, или и то, и другое вместе взятые. С той безучастностью, с каким девушка смотрела на обои из фотографий и газетных вырезок, рассматривают рисунки подопечных детсадовские воспитатели, которые ступили на порог профессионального выгорания. Все, до чего Сибилле было дело, скрутившись, лежало в тубусе.

– Пойдем уже, – отрешенно кинула сообщница, словно хотела оттащить капризного ребенка от стеллажа с игрушками.

– Постой. Ты не знаешь нидерландский? Ты ведь в школе его изучала, нет? – загадка взывала к Айзеку. Он не мог так просто уйти.

– С последнего школьного занятия я ни разу не произнесла и слова по-нидерландски.

– Что может значить слово Illarion?

– Похоже на имя, – так же холодно ответила девушка, после чего целеустремленно зашагала к выходу.

– Илларион? Точно! И впрямь похоже на имя.

Сибилла настояла на том, чтобы переночевать в Биаррице. Город находился совсем рядом, а она вымоталась настолько, что не могла больше сидеть за рулем. Десять минут по пустым дорогам – и «Порше» доставил парочку к бару.

Как ответственный водитель, Бладборн не злоупотребляла алкоголем на протяжении всего вечера и теперь собиралась напиться так, чтобы Айзеку пришлось тащить ее на себе. В полупустом заведении было тихо. Несколько занятых столиков да унылая компашка нарядного молодняка прямиком из ночного клуба. Из динамиков плавно текли гитарные мелодии – идеальное место, чтобы закончить безумный день. Сибилла предпочла сесть за барную стойку и опрокинуть две стопки текилы, не отходя от кассы. Айзек составил ей компанию.

– Что же особенного в этой картине? – не терпелось выведать писателю.

– Портрет в стиле девятнадцатого века. Изумительная и очень редкая работа.

– Сколько ты предлагала за нее? Почему старик отказался ее продавать?

– Столько вопросов. Ты хочешь об этом в книге написать? – Глаза собеседницы заискрились хмельной игривостью.

– Ты обещала дать мне материал.

– А тебе его недостаточно?

– Твоя правда, – согласился Айзек.

Все случилось ровно так, как и планировала Сибилла – дозы алкоголя одна круче другой уносили ее в состояние пьяной эйфории. Паузы между залпами заполняли бессвязные разговоры. Речь подельников гармонично скручивалась в спираль белиберды, до того забавной для обоих, что их смех заставил компашку неудачливых тусовщиков ерзать от зависти. Кто бы мог подумать, что часом ранее они взломали дверь чужого дома и украли картину, о реальной стоимости которой Айзек даже не догадывался. Она могла стоить миллионы, а могла стоить и гроши – причина отказа от сделки была не ясна. Что руководило стариком? Картина имела для владельца сентиментальную ценность? Или же она была как-то связана с его параноидальной фиксацией? Впрочем, Сибилла удивляла не меньше. Такая странная, скрытная. Мало того, что она вела какие-то подковерные игры с преступным авторитетом, так еще и обчищала старичков на досуге. Сколько же скелетов вмещалось в ее шкафу?