Константин Еланцев - Последняя точка судьбы

Месяцев шесть назад Якимову приснился сон. Увидел он в этом сне необыкновенную красавицу! В крестьянской одежде, с распущенными волосами, она заразительно смеялась и очень просила написать её портрет. Помнится, он пообещал, что обязательно сделает это, как только будет время от основной работы. Якимов тогда расписывал стены детских садов, потому что считался посредственным художником, а мастера, тем более мастера с большой буквы, занимались куда более значимым и более прибыльным делом. Потом Якимова уволили по сокращению, вот и вспомнил он о своём сне. Сначала было отмахнулся – сон есть сон, но всё-таки решил попробовать себя в портретной живописи. И вот получилось!

В доме что-то упало. Якимов вздрогнул от неожиданности. Немного постоял, пытаясь определить, что бы это могло быть, и зашёл внутрь.

Всё на месте, кажется. Только почему-то на полу валялась палитра, да кисти лежали на подоконнике. Георгий, удивлённый внезапным перемещением предметов, взглянул на мольберт. Холст с красавицей был… пуст.

– Опа! – воскликнул Якимов.

И только сейчас в углу комнаты он почувствовал движение. «Этого же быть не может!» – мелькнула запоздалая мысль. На лавке, прямо под иконой, оставшейся от хозяев, сидела девушка. Та самая, с картины, которую так старательно и самозабвенно расписывал Якимов все последние дни!

Ещё какое-то время он стоял посреди комнаты, пытаясь придти в себя.

– Не нравлюсь? – донесся слабый голос, похожий на журчание родника.

– Ну, почему же… – прошептал Якимов, пытаясь справиться даже не со страхом, а внезапно нахлынувшим волнением, – Очень даже нравишься!

– Ты выполнил своё обещание, молодец! – опять услышал он.

Якимов подошёл к девушке:

– Я присяду?

– Конечно!

Волосы на голове девушки, так старательно выписанные Якимовым на портрете, находились совсем рядом. Только не почувствовал Георгий никакого аромата, который исходил всегда от женских волос в реальной жизни. И в глазах не было яркой искорки, и жеманства никакого не было, присущего всем красавицам.

« Как мумия!» – отстранённо подумал Якимов.

– Ты как здесь? – всё же спросил он, наконец, решив для себя, что это всего лишь сон, что спит он сейчас, утомлённый ночной работой.

– На тебя посмотреть!

– Ясно, только объясни мне, красавица, каким же образом ты вот рядом со мною сидишь, хотя я всю ночь сегодня твой портрет писал?

– Ты действительно хочешь это знать?

– Конечно! – Якимов даже вскрикнул, – Не каждый раз возле своей работы посидеть можно, да ещё и поговорить!

– А ты не веселись, потому что грустно это…

– Почему?

– Знаешь, а ведь ты сейчас думаешь, что проснёшься через короткое время, посмотришь на мой портрет, сделаешь пару ещё каких-нибудь мазков для полного завершения и, вернувшись, домой, продашь этот портрет за копейки какому-нибудь горожанину.

– В принципе, так и есть… – Якимову стало снова не по себе.

– Я не знаю, кто я. Ты изобразил меня в крестьянской одежде, хоть многим известно, что не ходили крестьянские барышни с распущенными волосами. Дело даже не в этом. По ту сторону холста есть другая жизнь.

– Как это? – опять удивился Якимов.

– Там живут души всех, кого изобразили художники на своих картинах. Они прогуливаются мимо друг друга, оценивающе смотрят на пышные наряды, и особы, изображённые на портретах сотни лет назад, считают себя самыми достойными и очень гордятся своими создателями.

– Постой, постой! – Якимов уже почти кричал, – А «Бурлаки», а «Девушка с персиками»?

– Все там, – вздохнула красавица, – И Мона Лиза, и Святая Луция Сиракузская, и Болтазар Койманс….

– А ты? – уже изнемогая от переполнявших его чувств, воскликнул Якимов.

– А я никто. Ты ведь не закончил картину, верно?

– Как это никто?! – художник вскочил с лавки и, почувствовав боль в подвернувшейся ноге, грохнулся со всего маху прямо на пол, успев заметить равнодушное лицо девушки с портрета.

Когда Якимов пришёл в себя, в доме никого не было. Нога болела не сильно, только не лбу красовалась огромная шишка. Осторожно потрогав её, Георгий поднялся с пола и первым делом взглянул на мольберт. На него смотрела прямо в глаза крестьянская девушка. Только на картине она была гораздо краше, чем на самом деле.

– На каком самом деле?! – вспылил на себя Якимов, – Совсем рехнулся что ли?!

И вдруг понял: не так написал, не так! Она другая!

Он долго сдирал скребком краску на холсте. Краска, сворачиваясь в колечки, со стуком падала на давно некрашеные полы, а Якимов уже знал, что сегодня на последнем рейсовом автобусе он отправится в город. Знал, что обойдёт, объедет по стране десятки музеев, а потом обязательно напишет портрет этой крестьянской девушки. Может быть, самый главный портрет в своей жизни….