Елена Воздвиженская - Приданое

– И ты согласилась?

– Как видишь. Вот, сватов завтра хочет засылать.

– И что же, люб он тебе так?

– Люб – не люб, а не хуже других, – ответила Устинья, – Да и живут они крепким хозяйством, а значит, и мы с тобой не пропадём. Сама видишь, тяжело без мужика в доме, всё просить да нанимать приходится.

– Так ты из-за этого только? – встрепенулась Софьюшка.

Устинья поморщилась:

– Софья, что ты в душу лезешь? Ну люб он мне, люб. Это ты услышать хотела?

– Злая ты стала, Устя, – опустила плечи Софья, сникла, и похожа стала на большую раненую птицу, сложившую крылья, – Не узнаю я тебя.

– Какая есть, – только и ответила та.

– А что если я сватам твоим откажу, а? – голос Софьи стал вдруг твёрдым и решительным, каким Устя его и не слышала ни разу.

Ответом ей была тишина, но Софья знала, что сестра здесь, и потому молчала, ожидая ответа.

– Что ж ты молчишь? – не выдержала, наконец, она.

– Откажи, откажи, – ледяным, задыхающимся от бушующей в груди ярости, голосом еле выговорила Устинья, – Пусть будет мне позор на всю деревню. Тебе же плевать.

– Да какой позор в том, чтобы сватам отказать? Ты такая красавица у меня, Устюшка, да к тебе ещё не один жених посва…

Устинья не дала ей договорить, подскочила с лавки, как кошка, зашипела:

– Да какие женихи, опомнись! Тяжёлая я!

Побледневшая Софья схватилась за голову, прижала к пылающим щекам ладони, ахнула.

– Устя…

Но сестрёнка, не сказав больше ни слова, тут же выбежала из избы, хлопнув дверью.

Спустя время Софья, выплакав свои горькие слёзы, пошла искать сестру. Та сидела в саду под яблоней. Софьюшка тяжело опустилась рядом с ней на траву. Обе молчали.

– Вот что, – заговорила, наконец, Софья, – Сватам Пахомовым я добро дам, коль уж люб он тебе, да и сложилось всё так. Но жить к вам не пойду, негоже это, в родительском дому останусь, он крепкий, ещё век простоит. Ничего, справлюсь как-нибудь. Да и ты может где забежишь. Только тебе не до меня будет, мужа надо кормить, дом убирать, там дитё народится, да и со свекровью жизнь-то, поди, не сахар.

Софьюшка вздохнула:

– Так что, ты обо мне не беспокойся шибко. Забежишь ладно, и не забежишь – не беда. Справлюсь как-нибудь. Дров мужики привезут из лесу и ладно. С остальным разберусь.

Устинья вытерла слёзы, всхлипнула:

– Я каждый день к тебе приходить буду.

– Да чего уж там, – вздохнула тяжело Софьюшка и обняла сестру, – О себе теперь думай, милая ты моя. А я уж как-нибудь…

Дни побежали скоро. Нужно было добрать приданое Устинье, докупить что нужно. Денег-то больших, конечно, не было у сестёр, откуда им взяться, так, где маленько ягод соберут, где грибов да орехов, и продаст Устя после на базаре, где варежек да носков навяжут, тоже продадут – вот и вся выручка. А всё ж таки скоплено было немного. Устя мало-помалу готовила себе и рушники вышитые, и наволочки, и по пёрышку насобирала даже на две подушки больших, для себя да будущего мужа. А сейчас позвала её Софьюшка, и достала из-под половицы в углу узелочек небольшой, в котором позвякивали монеты.

– Вот, Устя, поезжай завтра на базар, да и купи всё что нужно тебе для приданого, тут хватит. Я много лет откладывала.

Устинья посмотрела на сестру с удивлением и жалостью:

– Софьюшка, да как же ты сама после жить станешь?

– Да как все эти годы жили, так и дальше стану жить. Мне ничего не нужно, только на дрова вот маленько, чтобы привезли мужики, подсобили, да раскололи. А уж поленницу я и сама сложу.

– Я Пахому скажу, – подхватилась Устя, – Он с друзьями подсобит, и денег не надо.

Софья покачала головой:

– Не надо, не проси. Не хочу я обязанной быть.

– Да что ж ты какая? – всплеснула руками младшая, – Тебе помощь предлагают, а ты всё ершишься? Ну что плохого в том, ежели попрошу я Пахома, жених он мне или кто?

– Не в том дело, что попросишь, а в том, кого просить, – тихо сказала Софья.

Устя взглянула на сестру с прищуром.

– А-а, вон в чём дело, – протянула она, – А вот скажи, что ты всё время твердишь одно и то же – Пахом такой, Пахом сякой, не ходи с ним, гостинцев не бери? Чем он тебе плох? Что ты взъелась супротив него? С первого дня ты мне одно и то же толкуешь. А как спрошу, так молчишь в ответ. Вот что, Софья, ты либо рассказывай как есть, коли, что известно тебе о нём плохого, либо молчи и не говори ничего уж после. А воду лить и наговаривать почём зря не надобно.

Помолчала Софьюшка, помялась:

– Ничего я тебе не могу о нём сказать плохого, Устя, а только чует моё сердце, что недобрый он человек. Боюсь я, что обижать он тебя станет.