Алеся Агафонова - Песнь о Графине

Владелец цирка достал изо рта сигарету, выдыхая дым девушке в лицо и продолжая хриплым голосом:

– Угадаешь, в чём провинилась на этот раз ?

– Понятия не имею о чём вы, – взгляд снова опустился вниз. Щёку актрисы пронзило обжигающей болью.

Окурок падает на землю, а чужая рука перемещается на горло, предупреждающе его сдавливая.

– За придурка меня держишь, девчонка?! Ещё хоть раз увижу, как ты своей палкой будешь Морзянку отстукивать, лишишься второго глаза. Я понятно выразился?

– Вполне…

– Ещё раз, – рука сжимается сильнее, – тебе всё понятно ?

– Всё ясно.

Пальцы разжимаются, и артистка прижимает руку к свежему ожогу, жадно хватая ртом воздух. Дверь захлопывается, обрывая разговор. Прокашлявшись, Графиня выпрямляется и надвигает глазную повязку ниже, скрывая ранение. Смахнув с костюма осыпавшийся пепел, девушка разворачивается на пятках и идёт обратно в центр веселья. На лице вновь играет улыбка, словно минуту назад ничего не произошло. Артистка в какой-то степени выглядела довольной собой, как показалось Говарду.

Слегка ускорив шаг, девушка мимолётом глянула на деревянную доску для объявлений, которая была увешана афишами. Каждая из них переливалась на солнце и кричала о предстоящем шоу. У главного входа в шатёр успел выстроиться ряд зрителей, которым натерпелось поскорее занять свои места. Только завидев их, Графиня поспешила скрыться от множества пар глаз, поэтому вернулась к потрёпанной доске с объявлениями и проскользнула в замаскированный проход для работников цирка и поспешила к остальным актёрам.

В полумраке мелькали редкие огни прожекторов, которые изредка пробивались сквозь плотные занавесы. Говард, не дожидаясь артистку, проскользнул на манеж, оглядываясь по сторонам. Практически все места были заняты, а сколько людей ещё ждали на входе! Низкая дама в бело-красном платье улыбалась зрителям, проверяя их билеты и подсказывая, как лучше пройти на свободные места в ложе. Оркестр играл незатейливую мелодию, дополняя гомон разговоров со всех сторон.

Как только женщина у входа исчезла, смыкая разрезанную часть шатра, огни погасли, а за ними смолкла и музыка. Одинокий луч света опустился в центр манежа, выделяя из мрака белое пятно. Разговоры становились всё тише и тише, пока окончательно не сошли на нет.

Стук каблуков едва слышно отдавался от деревянной платформы, и Графиня предстала перед зрителями, обводя их взглядом. Говард, стоящий в темноте прямо под боком артистки ощутил на себе неимоверное давление, будто бы это на него обращены десятки или даже сотни пар глаз.

– Дамы и господа, леди и джентльмены… – звонкий голос разрезал тишину.

Полосатая ткань и застывшие в предвкушении лица поплыли перед глазами, полицейский упал на колени, сливаясь с окружающим мраком и растворяясь в нём.

Я медленно открыла глаза, тут же зажмуривая их из-за слишком яркого солнца, что пробивалось сквозь незакрытые шторы. Часы у кровати показывали полседьмого, а на улице был слышен смех и голоса, наперебой рассказывающие о чём-то. На себе я заметила брюки с рубашкой, а на полу небрежно лежали трость с фраком: такой внешний вид был обязан вчерашней изнуряющей репетицией. В целом, всё было как обычно. Отчего-то меня не покидало странное предчувствие. Будто бы совсем скоро должно произойти нечто грандиозное, а вот в хорошем ключе или плохом – неясно. Хотя чувство нарастающей опасности в цирке вполне себе логично могло и не отступать вовсе, учитывая всю рискованность здешних артистов, которые время от времени любили побаловаться с колюще-режуще-полыхающими предметами.

Немного покрутившись у зеркала, которое занимало собой бóльшую часть одной из стен, я прогнала остатки сонливости и вышла на улицу, захлопнув за собой дверь. Осенний ветер подхватывал опавшие листья, унося их всё дальше и дальше. Наше маленькое цирковое поселение, состоящие из вагончиков, от лишних глаз скрывал за собой лес. Хотя деревья преимущественно находились за вагончиками, их ветви всё равно внушали чувство скрытости и даже некой безопасности. А сейчас к тому же этот самый лес пестрил всем спектром оранжево-жёлтых цветов. Из-за этого буйства красок вся территория цирка будто была обхвачена огнём, а землю покрыл пёстрый ковёр. Да и “местные” своим внешним видом прекрасно дополняли эту картину.

За одним из деревьев вновь послышались уже было притихшие голоса. Прямо перед одним из жилищ росла невысокая яблоня: не особо красивая, с постоянно опадающими недозревшими яблоками и длинными кривыми ветвями. Среди леса вокруг она выглядела так одиноко, что всем цирковым составом уговаривали оставить бедное дерево в покое. А уже потом, кто-то донельзя остроумный, даже назвал яблоню “Vae soli 3 3 Горе одинокому (лат.) ”, а остальные и подхватили, прозвав новую подругу Соли.