Алекс Лоренц - Собаня

– Снегопад кончился, – вкрадчиво произнес хозяин, покачивая головой. – Самое время поискать твоих ребят.

– Расскажите все-таки сначала про Три Лица, – попросил Димон подрагивающим голосом. Он тянул время. Даже мысль о том, что его друзья попали в беду, не смогла подавить желания отсидеться до утра в теплом домишке. Выходить в колюче-холодную тьму – туда, где ревело неведомое животное, – нет уж, дудки!

– Ну, раз просишь, – нехотя согласился дед. – В общем, Три Лица – это вроде как местный злой дух. Есть про то старый уральский сказ – еще с древних времен. Когда еще русские сюда не то что не явились порядки свои скотские наводить, а знать не знали про такое место – перьмь. Три Лица – огроменная толстая баба в шубе из человечьей кожи. У ней одна большущая башка, а лиц целых три – тех, кого она сожрала последними.

– Сожрала? – отупело повторил Димон.

– Ага. Если трое путников забредут в ее логовище в чащобе, она их сожрет, кости дочиста обглодает. Если больше или меньше – не тронет. Мне бабка моя сказывала маленькому, как трое ейных подружек в лес пошли. Дело было в пору бабкиного детства. По ягоды, значит, собрались. И бабка моя с ними должна была. Да не пошла – по дому мамке надобно было помочь. Девки пропали, сгинули. Искали их всей деревней. А потом мамка да папка одной вернулись домой какие-то пришибленные да разговаривать совсем перестали. Месяц молчали, а потом языки у них все ж развязались. Сказали, будто встретили они в тот день в лесу огроменную бабу в шубе из голой кожи. Она к ним башку повернула – а там три лица. То были лица пропавших девок. Баба на родителей шестью мертвыми глазьями зыркнула, развернулась да исчезла. Вот так-то. А еще – это уж на моей памяти – в тридцать седьмом была история. Тута ж у нас, в Перьмском-то краю, одна сплошная зона. Лагеря, лагеря, лагеря. Беглых зэков тьма тьмущая. Вот так трое с ближней зоны сбегли да дотопали до тутошних мест. Зашли в деревню нашу. Хотели обобрать одну старуху, да та прикинулась – мол, ей их жалко. Сама отдала все съестное, что у ней было, тряпки какие-то тож, пожитки. И указала, какой дорогой идти. Знала, ведьма, где баба Три Лица живет. На следующий день пошла в лес – вернулась с узелком, что сама собрала беглым зэкам. Вот. А еще лет эдак тридцать назад забрели сюда трое туристов – два парня да девушка. Комсомольцы, энтузиасты, студенты, мать их налево, тьфу! Место для большого слета, говорят, разведывать. Ну, их кто-то в шутку и послал по тому ж маршруту, что бабка отправила беглых зэков. Никто их больше и не видал с тех-то пор. Нашли только вещички в крови. Видать, угодили прямиком в логовище бабы Три Лица. Во как бывает.

– А вы сами в эту бабу Три Лица верите? – спросил Димон, нервно сглотнув.

– Да кто ж знает, есть она или нет, – уклончиво ответил Тимофей Иваныч. – Я-то сам не видал… Ну что, пошли твоих искать? – Он встал из-за стола, взял старую фуфайку и швырнул Димону. – На, надень, а то замерзнешь. И топор, вот, возьми. Ежели какой опасный дикий зверь – промеж глаз ему садани, не тушуйся. Крупных тута быть не должно. Волки, медведи – все перевелись давно уж. Мож, собака какая, не знаю. У меня-то руки уж слабые, я не замахнусь как надо. А ты молодой, потянешь. Пошли.

Димон кое-как напялил на себя фуфайку и удивился, увидев на ней грязный, вытертый номер лагерного заключенного.

Взял топор.

Тучи рассеялись, взошла луна. Неземной свет отражался от полотняно-белого снега. Лес, пригорки, валуны – все подернулось пленкой синеватого свечения.

Издали послышался отрывистый рев.

– Вот видишь, – сказал Тимофей Иваныч. – Та зверюга нас сама боится как огня. Аж вон куда ноги унесла. Пошли.

Они двинулись по просеке. Лес молчал. Только хрустел под подошвами свежий снег, хрипло дышал старик, да безответно звал друзей Димон. Рев тоже временами слышался, но с каждым разом все дальше.

Они долго брели, утопая в снегу, – пока местность не пошла под уклон. Лес сгустился. Просека превратилась в едва заметную тропку.

– Вот, видать, где-то тута они и заплутали, – сказал Тимофей Иваныч. – Если ты не местный и очутился в такой чащобе, сразу назад повертывай. Эт я тут каждую травинку знаю, а вы… – Он махнул рукой, гневно сплюнул в снег. – Э-э-э-э-эх! Дрочилы городские!

Вскоре в чащобе показалась поляна, посреди которой громоздился серый валун в шапке из снега. Его окружили несколько елей – стояли, как язычники вокруг идола.

– Давай-ка наверх взлезем, – промолвил старик. – Соттуда окрест получшей видать.