Сергей Сироткин - Путь. Часть 3. Последняя мысль

– Конечно, я снова бестолочь! – повысил голос Ас и тут же получил оплеуху.

– Потому что сопляк твердолобый и не слушаешь, что тебе говорят!

Ас осёкся, потирая ушибленное место, понимая, что сказал какую-то глупость, но какую именно в толк взять не мог.

– Слушай! А может, тебя на цепь посадить?! А? – старик прищурился и слегка наклонился, пытаясь встретиться с опущенным взглядом ученика. – Будешь, как собака лаять – всё равно ведь слова твои подобны монотонным звукам, ибо пусты или лживы. А когда вновь захочешь стать человеком, пользуясь и разумом, и душой, я тебя с цепи отпущу! Не хочешь?!

Ас робко помотал головой, не желая собачьей участи, и испугался, так как знал, что наставник слов на ветер не бросает и посадить на цепь может.

– Хотя нет! Тебя на цепь сажать – только собаку обидеть. Она стократ разумнее тебя, оболтуса, будет! Потому что зря лаять не станет, а ты ведь и ночью спать не дашь гласом своим бестолковым! – Евсей резко встал и в горячках твёрдым шагом направился в храм, не желая больше видеть ученика.

Гнев учителя охолонил, как ушат ледяной воды. Так наставника Ас ещё не гневил. Не зная, что делать, монах молча сидел под сенью дерева, мечась в своих рассуждениях об услышанном. Он никак не мог понять, как можно нести зло благими намерениями и всего лишь словом, в которое веришь. Пусть оно не проверено, но душа ведь не лжёт. А значит, если чувствуешь, что прав, то, несомненно, говоришь правду. Именно этому всегда учил наставник. А теперь, старик нанёс удар по представлениям о правде, слове, душе.

– Попало из-за меня? – отвлёкся от размышлений Ас, услышав голос самого молодого послушника храма.

– Нет. Из-за себя.

– Чего натворил? – теперь мальчуган задавал своему собрату его недавний вопрос, заставив Аса улыбнуться.

– Не знаю, – взъерошил монах копну русых волос, почесав голову.

– А ну его, старика этого сварливого! Ему вечно всё не нравится! – попытался утешить Аса ребёнок. – Вот давеча он сказал мне намыть котёл, в котором мясо готовят. Ну, я и намыл. Хорошо, даже замечательно! Котёл блестел! Так он мне по шеям дал! Говорит, намыл слишком усердно. Кто ж знал, что его песком мыть нельзя, и он теперь ржаветь будет?! Я не знал! Так за что мне по шеям то?!

– Не расстраивайся! – потрепал по-братски Ас своего подопечного по плечу. – Не ты первый, кто надраил этот котёл до блеска, не ты и последний.

– Так если я не первый, чего ж по шеям то мне давать?! – продолжал возмущаться мальчуган.

– Это твой личный опыт содеянной ошибки, закреплённый наказанием, – произнёс Ас и сразу осёкся, поняв, что хотел донести до него учитель.

Послушник вскочил с места и торопливо направился в храм. Пройдя половину коридора, Ас свернул направо, в огромный зал, где сидели монахи в полной тишине перед вырезанными из дерева обликами светлых богов и созерцали мир через себя путём медитации. Евсей сидел в первом ряду возле подножия Перуна, поникнув головой, а по его щекам текли слёзы.

– Ты боишься за меня?! – тихо спросил Ас, усевшись рядом с учителем. – Но почему? Ты ведь сам говорил, что я рождён пойти в мрачные земли, дабы пролить Свет в усопшие души и вывести живущий там народ из мрака.

– Затравят они тебя и жестоко убьют, но не просто лишат жизни, а будут издеваться над тобой, и страдания твои будут приносить им наслаждение. Потому как нет в них ни Света, ни Тьмы, а есть лишь ложь, посеянная слугой Искусителя, что называет себя богом истинным и единым.

– И ты решил напугать меня, чтобы я отступил и не ходил в их земли?

Учитель смахнул слёзы рукавом тоги, посмотрел на ученика и с мольбой в голосе произнёс:

– Не ходи, Астинья, в земли те, проклятые! Потому как не помочь выродкам этим! – старик пытался говорить тихо, но у него не получалось, и он невольно привлёк внимание других монахов. – Они уже принадлежат Пустоте и злу лютому, которое не позволит вывести своих жертв в Свет!

– Ты впервые за столько лет произнёс мое настоящее имя… – Ас опустил взгляд, понимая, что наставник по-отцовски хочет остановить его и не допустить смерти своего воспитанника, к которому относился так, словно к родному сыну. – Но я обязан. Это моё предназначение, – медленно поднял он взгляд на учителя.

– Я знаю, и знание это меня неимоверно терзает, – Евсей отвернулся, скрывая слёзы, вновь хлынувшие из глаз. – Они убьют тебя за правду, которую ты будешь нести и от которой под пытками жуткими не откажешься, потому что непокорен и не сможешь спасти себе жизнь, отринув то, во что веришь душой светлой.