Сергей Сироткин - Путь. Часть 3. Последняя мысль

– Готов потерять шкуру? – услышал Тит за спиной тихий, чтобы его никто не услышал, голос Клавдия, когда охранники отошли в сторону.

– Ты решил проверить, крепко ли меня привязали к столбам, благороднейший Клавдий? – с нескрываемым сарказмом вместо ответа спросил сотник.

Но и Тит ответа не услышал, так как прозвучала команда, и воины построенного легиона вытянулись, как струны, готовые приветствовать своего трибуна.

Сотник попытался увидеть своих бывших подчинённых, но их в строю не оказалось. «Наверное, всё ещё сидят в клетках, ожидая своей участи», – подумал Тит и приготовился к казни.

Легион громко сотряс воздух дружным приветствием появление трибуна. Облачённый в доспехи командир имперского войска пристальным взглядом окинул строй своих воинов, а затем, мельком посмотрев на привязанного к столбам Тита, жестом приказал начинать казнь. Один из помощников трибуна вышел в центр претория, практически встав рядом с Титом, и громким голосом объявил, кого и за что сейчас будут казнить. Сотник, как и весь легион, внимательно выслушал приговор и, убедившись в обещанной трибуном возможности спасти жизни своих бывших подчинённых, посмотрел в небо, словно пытался увидеть там свою смерть и договориться с ней об отсрочке. Только смерть не соизволила явиться своей жертве, и Тит, устремив взгляд вперёд, сосредоточился на восприятии своего тела, чтобы в нужный момент отключиться от боли и постараться выдержать все двадцать пять ударов.

Палач неспешно подошёл к сотнику и ловко заткнул ему рот кляпом. Но, увидев отрицательный жест трибуна, который тот подал рукой, кляп вынул, предоставив тем самым Титу возможность кричать.

Именно крик помогал выдержать жуткую боль и, зная это, осужденным специально затыкали рты. Снова командир легиона делал сотнику милость, только в этот раз милость действительно оказалась таковой.

Палач вынул из-за пояса плеть, состоящую из трёх плетеных кожаных хвостов с железными крючками на концах, и, заняв позицию сзади и чуть сбоку от Тита, нанёс первый удар по голой спине осужденного.

Резкое жжение обрушилось на спину легионера, а затем острая режущая боль от вспарывающих кожу крючков вонзилась через спину прямо в мозг. Тело сотряслось, застонало, как разрывающаяся от натуги жила, и из Тита вырвалось непроизвольное рычание. Он сразу же понял: палач подкуплен Клавдием, и выжить всё-таки не удастся. Исполнитель казни с первого удара обозначил своё намерение убить осужденного легионера.

«При всём старании, я протяну максимум десять плетей», – подумал Тит, и его пронзила ещё большая боль от второго удара. Спина стала разрываться от безжалостных металлических крючков, выплёскивая драгоценные ярко алые капли жизни из тела сотника на твердь. Разум мгновенно сковало, будто палач бил не по спине, а по голове, раскалывая её медленно и настолько болезненно, что сразу появилось желание поскорее умереть. Тит ещё стоял на ногах, но уже после третьего удара, ноги подкосились, перенося вес тела на руки, и так измученные за ночь верёвками. Сотник захлебнулся от боли в собственном крике, и вместо рычания издал сиплый стон, означающий близкую смерть.

Только сейчас костлявая старуха соизволила явиться своей жертве. Титу почудилось: смерть усмехнулась, обнажив свои гнилые зубы, и поманила к себе костлявым пальцем. Но от сокрушительной боли эта старуха неожиданно стала желанней любой красавицы, и сотник мысленно потянулся к ней. Видение было настолько реальным, что легионер словно почувствовал смердящее, спасительное дыхание той, что обрывает жизнь. Но четвёртый удар разрушил появившийся образ смерти, и Тит утонул в океане боли, захлестнувшем человеческую сущность пенящей волной невероятных мучений. Из легионера вырвался глухой, хриплый звук, и ноги совсем перестали слушаться. Воин империи повис на руках, более не в силах опираться на твердь мира. Железные крючки достали до костей и, оцарапав их, подарили впечатление, что человеческое тело принялось выворачиваться наизнанку.

«Пять!» – донёсся до Тита голос начальника охраны трибуна, отсчитывающего удары, вместе с оглушительной резью от удара плети. Голова сотника наполнилась монотонным гудением, лишающим слуха. Перед глазами всё поплыло.

Шестой удар заставил легионера расстаться с силами и надеждой выжить, от чего веки воина слегка опустились. Он издал жалкое подобие стона и мысленно вручил себя смерти. Боль не отпускала. Она вцепилась острыми зубами, которыми были железные крючки плети палача, стараясь с каждым укусом вонзиться глубже, будто стремилась добраться до сердца, упрямо продолжающего биться, не смотря на адские муки. Жуткое потрясение пережёвывало плоть сотника, смакуя каждую выдавливаемую каплю крови, и никак не хотело отпускать свою жертву в освобождающие от него объятия смерти. Тит уже начал мысленно молить о смерти то ли палача, то ли его плеть, то ли боль. И тут седьмой удар что-то сломал внутри легионера, представляя его вниманию настоящие телесные муки, словно предыдущие были только разминкой.