Улана Зорина - Капкан Иллюзий

Слушая голос любимой, Кирилл улыбался. В который раз благодарил он Создателя за тихую радость в их семейном мирке, за красавицу Анну и задорного сына.

А уже через час вся заботливо взлелеянная идиллия превратилась в труху.

Наши дни

Даже в этих сибирских широтах август выдался на редкость засушливым. Редкий ветерок лениво теребил чахлую травку на каменистой обочине, то ероша колючий сушняк, то порывисто пригибая к земле.

Частный сектор на окраине города тянулся грядой разномастных домиков, раскиданных абы как, точно неумелой рукой заигравшегося карапуза. Город остался далеко позади вместе со встревоженным лицом мужа и взволнованным голосом матери.

– Вот мы и приехали. Как ты, малыш? – припарковав пыльный автомобиль у небольшого домишки, женщина обернулась к ребёнку. Тот тихонько сидел на заднем сиденье, вцепившись птичьими пальчиками в спинку водительского кресла, и не сводил взгляд с ветрового окна. В расширенных зрачках его отражался чужой, неизведанный мир.

– Почему мы не можем жить дома, мам? Мне не нравится здесь, – голос мальчика дрогнул, а глаза заблестели, наполняясь слезами.

У женщины сжалось сердце, но, затолкав жалость поглубже, на самое дно истерзанной жизнью души, она заставила себя улыбнуться.

– Солнышко, давай не будем об этом. Ты у меня уже вон какой взрослый и сам должен понять. Мы не можем больше жить с папой. Только не после того, что он сделал… – в горле пересохло, и женщина, поперхнувшись, закашлялась. Мальчик насупился.

– Но я простил его, ма, – пискнул он, испуганно втягивая голову в плечи. Вопреки ожиданиям, женщина не взорвалась ругательствами и не разрыдалась с отчаянными криками, а лишь стиснула крепче руль побелевшими пальцами и устало прикрыла глаза.

– Милый, это хорошо, что ты простил папу, но я не могу. Пока не могу, – откинулась она на мягкую спинку, следя за сынишкой сквозь бахрому ресниц в зеркало заднего вида. Боль в душе прогорела, оставив там пепелище отринутых чувств и незаживающие раны вырванных с корнем желаний. Сейчас она жила лишь для сына, дышала ради него, держалась, сжимала разбитое сердце в кулак, собирая осколки расхристанного нутра в единую стойкую личность.

– Так, а что это мы сидим? – хлопнула она по рулю вспотевшими ладонями. – Ты только глянь, как нас встречает тут солнышко? Это тебе не в городе, где негде вздохнуть. Давай-ка, малыш, выбирайся.

Нацепив маску непринуждённой весёлости, она вылезла из машины и, распахнув сыну дверь, с наслаждением потянулась.

Узкие джинсы, прилипшие к влажной коже за время езды, наконец-то отклеились, и юркнувший под плотную ткань ветерок приятно остудил пот. Лёгкая блузка задралась, выставляя напоказ исхудавший живот. Но она сейчас была счастлива. Никому и в голову не придёт искать её здесь, а укрывшая беглянку мать ни за что не признается.

Отцовский Москвич придётся как-нибудь спрятать, но это потом, а сейчас…

– Ну что же ты, Ромашка, иди сюда, скорее, – потянулась она к сыну, а задорный солнечный лучик, отскочив от стекла, назойливо скользнул по лицу.

Женщина сморщила нос, зажмурилась и рассмеялась, крепко стискивая тонкие запястья мальчонки. Она не увидела, как слепящий забияка прыгнул к ребёнку и безнадёжно увяз в синем мареве его глаз.

– Давай, давай, непоседа! Что-то ты сегодня ленивый, – потянула она из машины сынишку и ласково подхватила на руки. В свои полные семь хрупкий мальчонка едва ли тянул на пятилетку и весил соответственно.

Уткнувшись лицом в мягкие волосы, женщина с жадностью втянула в себя аромат счастья и закружила в объятиях тщедушное тельце. Бледные губы ребёнка чуть дрогнули, и, обхватив шею матери тонкими ручками, Ромочка улыбнулся. Он любил свою маму и очень хотел ей помочь. Если для этого ему придётся пожить чуть-чуть здесь, что ж… Он попробует.

– Мам, можно я тут посижу? Ты иди, не волнуйся, – юркнул мальчик обратно в салон, не сводя глаз с приземистого дома.

Женщина растерянно застыла.

Дверца машины хлопнула в унисон со скрипом входной двери, и на пороге показался тучный лысеющий тип. Маленькие глазки хитрым прищуром буравили гостью, а поджатые губы стянулись в ровную линию.

– Здравствуйте. Я Анна, вам звонили по объявлению насчёт дома? – под пристальным взглядом сконфузилась женщина.

Занавеска на окне дрогнула, и в окне показалась взъерошенная седая голова. Смуглое лицо старушки походило на сморщенное яблоко, и, если бы не очки, разглядеть глаза было б и вовсе невозможно.