Литтмегалина - Дом на берегу

Только на Натали исчезновение миссис Пибоди никак не повлияло – она и раньше вела лишенный всякой упорядоченности образ жизни, а в пище не нуждалась уже давно, заменив ее алкоголем. Впрочем, не слишком успешно – она похудела, и на осунувшемся лице глаза ее полыхали паническим огнем.

В день, когда пропала миссис Пибоди, на пути к берегу я встретила Немого. Его серые брюки и куртка спереди были забрызганы кровью. Я остановилась, и Немой тоже остановился. Я посмотрела ему в глаза, но они были темные и матовые, как угольки. Я толкнула его в грудь. Он не отреагировал.

– Тебе стыдно? – спросила я. – Ты чувствуешь хоть что-нибудь? Что они сделали с тобой, что ты стал таким?

Немой продолжал смотреть на меня своими ничего не выражающими глазами. Его кожа была серой и грубой, как ткань, из которой шьют мешки. С отвращением я поняла, что даже не считаю его человеком. Во всяком случае, живым. Я развернулась и пошла обратно в дом. Привыкнув к происходящему, я начала воспринимать все как обыденность. Начала забывать, как было раньше. Будто всю жизнь прожила в доме, где люди пропадают один за другим, а по коридорам стелется зеленый дым.

Я перестала спать по ночам. Я рисовала, и мои картины были одна ужаснее другой: безлюдные потрепанные корабли на фоне грозового неба; улицы, где мертвые шли рядом с не замечающими их живыми; заброшенные дома, за разбитыми окнами которых белели призрачные силуэты. Долгое время эти образы, зародившиеся в долгие тоскливые ночи моего детства, когда в большом темном доме не было никого, кроме меня и старого дворецкого, дремали, погребенные в моей голове. А теперь они разрывали почву над собой, выбирались на поверхность.

Спустя две недели Колин запретил Натали приходить к нему. У нее, наверное, от ярости огненные круги стояли перед глазами, но ей пришлось сдаться.

Причину, по которой он отослал Натали, Колин так и не назвал мне, но нам было не до того. Учебники не раскрывались давно, но только потому, что его любознательность уже не находила в них ответов. Каждую минуту он озадачивал меня новым вопросом. Почему солнце не падает на землю? Почему у матросов выпадают зубы? Почему листья желтеют? Почему некоторых птиц можно научить говорить, а других нельзя? Почему кошки дергают хвостом, когда злятся, а собаки наоборот? Иногда я совсем терялась, пытаясь подобрать ответ, а Колин уже спрашивал о чем-то другом.

– Медленнее, Колин, – просила я. – Ты как будто пытаешься за неделю узнать все тайны мира.

Он рассказал мне о своих тренировках. Как ему было тяжело. Как поначалу он не верил в себя и не рассказывал мне о своих попытках, потому что делиться с кем-то своим поражением невыносимо.

Еще мы много смеялись. Все что угодно могло вызвать наш смех. То, как Колин изображает Леонарда, проделки Жюстины, даже сама ситуация, в которой мы находились. Последние преграды упали, и Колин стал мне настоящим другом. Он выглядел счастливым – но цветы в оранжерее почернели и рассыпались, как завитки сожженной бумаги. Только вот я еще не догадывалась, что это означает.

Я никогда не замечала в себе провидческих способностей. Не способна я заблуждаться и насчет того особенного, проникающего в каждую мою клетку ужаса, с ощущением которого я проснулась в то холодное, пасмурное утро – последнее утро в доме Леонарда. Полагаю, именно дом, пропитанный злобой Леонарда, безграничным мраком его души, уже чувствуя свой исход, стремился выразить мне всю свою ненависть. Мои спокойствие и воля, истощенные пережитыми страшными событиями, внезапно меня покинули. Я расплакалась и плакала долго, зажимая пальцами веки, не находя в себе сил взять себя в руки, с единственной надеждой, что приход Натали спасет меня из той пучины, куда я провалилась. Но прекратила я только когда исчерпался запас слез, после чего встала, оделась, умылась, причесалась, с неприязнью глянув в зеркало на свое припухшее, бледное, даже какое-то постаревшее, что нелепо для моих семнадцати лет, лицо. Мне было место в одном из шотландских замков, где стены сотни лет обрастают синим мхом – я походила на баньши, женщину-призрака, громким плачем уведомляющую о близящейся смерти кого-то из семьи.

Полная неостывшего ужаса, я побрела к Колину. Путь, известный мне и привычный, странно затянулся. К тому же лампа внезапно погасла, оставив меня в полной темноте. В доме будто все повымерли за ночь, такая стояла тишина. Приоткрытые двери холодили меня своим мертвенным дыханием. Я недолго храбрилась и вскоре побежала, спотыкаясь обо что-то, как будто пол, подобно кошке, выпускающей когти, выпростал все свои неровности. Что-то схватило меня, и я едва не поседела прежде чем сообразила, что всего лишь зацепилась юбкой за гвоздь, торчащий из половицы.