Литтмегалина - Дом на берегу

Колин заметно устал, и, отложив учебник в сторону, я попыталась разговорить его, но краткие ответы сочились раздражением.

– Почему ты кричал вчера?

– Мне было скучно.

– Только поэтому?

– И чтобы заставить Леонарда побегать.

– Тебе нравится его внимание?

– Мне нравится его беспокоить, – Колин смотрел в потолок. Ответив, он каждый раз плотно сжимал губы.

– Разве ты не любишь его?

– Конечно, нет. Чего ты смотришь на меня? Он мне не отец.

Я перевела взгляд на сомкнутые занавеси.

– Ты часто выходишь погулять?

– Я никогда не выхожу наружу.

– Нежели тебе нравится лежать целыми днями в этой комнате?

– У меня болят глаза, голова, ноги. У меня нет сил на прогулки, – огрызнулся он, и мне стало жаль его. Как он живет вот так, один в темноте? Сомневаюсь, что Леонард посещает его часто.

– Ты проводишь много времени в одиночестве…

– Так лучше всего. Хотя я не возражаю, когда приходит Леонард.

Я не должна была спрашивать, но спросила:

– А Натали навещает тебя? – и закусила губу.

Он молчал несколько почти незаметных секунд, потом ответил:

– Иногда.

Даже если бы я не слышала, как жестоко Натали отзывается о нем, я догадалась бы, что он лжет.

– Редко, – уточнил он, но в его глазах читалось отчетливо: «Никогда».

Лицо Колина сморщилось, потом разгладилось. Я не знала, как продолжить наш шаткий разговор, но Колин спросил:

– Ты же видела ее?

– Да.

– Она тебе понравилась? – поинтересовался он и едва заметно улыбнулся.

– Очень.

– Все любят Натали, – довольно констатировал Колин, и я поняла, что нащупала первую ниточку к его маленькой, прячущейся в кокон душе. – А Натали… – продолжил он и сразу стал мрачнее тучи, – …говорила что-нибудь обо мне?

(«Маленькое чудовище… подумай, как справиться с ним»).

– Нет, ни…

– Врешь! – перебил он меня на середине слова, дернувшись всем телом от ярости. Я замерла, ожидая взрыва истерики, но он только упал на подушку, зажмурил глаза и захныкал: – Я устал, убирайся, оставь меня в покое, уходи, видеть тебя не хочу!

Я поспешно встала и взяла свою свечу.

– До завтра, – сказала я мягко, подавляя страх и неприязнь.

Я уже закрывала за собой дверь, когда он потребовал:

– Подойди ко мне.

Я приблизилась, двигаясь сквозь свое нежелание как в густом сиропе, задерживающем движения. Колин протянул ко мне левую руку, приподняв ее над одеялом с видимым усилием.

– Дотронься, – приказал он сквозь зубы, и когда я мысленно повторила это слово, мое сознание завращалось в вихре ужаса. Мое отвращение было столь же мучительно, сколь и необъяснимо, и в подмышках выступили капли холодного пота. Я вдруг вспомнила, какой осторожной я была с ним все время. Лишь бы не сказать что-то, что вызовет его ярость; лишь бы случайно не прикоснуться к нему.

Полуприкрыв глаза, Колин наблюдал за мной и видел насквозь, каждую мысль в моей голове, вспыхивающую и сгорающую быстро, как спичка. Он испытывал меня, а я не понимала, как и почему… Я зажмурила глаза и дотянулась до его холодных пальцев, сжала их, тонкие, слабые и безжизненные, как побеги увядшего растения. У меня возникло чувство, будто я стою на рельсах перед мчащимся на меня поездом…

– Достаточно.

Он освободил свою руку, которую, в противодействие самой себе, я стиснула слишком сильно. Я открыла глаза. Ничего плохого со мной не случилось. Но что могло? Ничего. Абсурдно…

– До завтра, – ровно произнес Колин.

– До завтра, – механически повторила я и вышла, ощущая спиной его пронзительный взгляд. Думаю, Колин был изумлен не меньше меня.

Свет от свечи в моей руке дрожал на стенах. Я дошла до лестницы и села, почти упала, на верхнюю ступеньку. Непонятная реакция. Я едва не плакала. Мне хотелось убежать прочь из этого дома и не возвращаться. Никогда больше не видеть жуткого ребенка, мистера Леонарда, глупой Марии, гадких и пустых Уотерстоунов, суетливой миссис Пибоди и даже Натали, хотя насчет Натали я обманывала себя. Ее я хотела увидеть, и особенно в момент, когда ощущала себя неуверенной и слабой.

В поисках спокойствия я спустилась в кухню, где витали запахи корицы и хлеба. Тусклый свет пасмурного дня, льющийся в широкое окно, показался очень ярким. Я постояла возле окна, наблюдая, как по небу медленно ползут серые облака.

– Чашку чая и булочку, – сказала Миссис Пибоди, кинув на меня внимательный взгляд поверх круглых стекол ее очков. – Чтобы привести нервы в порядок.

– Да уж, привести нервы в порядок мне сейчас необходимо, – согласилась я, подавленно улыбаясь.