Руслан Передельский - Чугунные облака

«Идеал сидит передо мной»

И как она смогла так крепко сдружится с ним? Обычно подобная «дружба детства» гибнет медленной мучительной смертью. Год за годом, это как привыкнуть пить три стакана молока по утрам, а потом сесть на безлактозную диету– отвыкать невероятно сложно, но ты понимаешь что так будет лучше. С этим человеком тебя ничего не связывает – он до безумия далёк от своего же образа пятилетней давности.

Тут всё наооборот: Адриана имела популярность, красоту и мозги. Но оставалась с ним, считая его бледность и н многословность «фишкой». Должно быть это и есть настоящая дружба: путать странности и особенности.

По комнате гуляли солнечные зайчики. В дневную пору она полностью заливалась светом – иногда излишне назойливо. Для этого над окнами висели тяжёлые серые шторы: щелчок, и солнце исчезло.

Сейчас оно освещало волосы девушки, заставляя их переливаться в своём свете. В лучах витала крошечная пыль. Длинные ресницы сияли как и шевелюра.

Она подняла взгляд первый раз – пример закончен. Увидев что парень не пишет и не собирается, причмокнув опустила его.

Никита расплывался в довольной улыбке, выглядев как безумец. Горящие глаза, дрожащие губы. Он осветился внезапным счастьем как неоновая вывеска над ночной закусочной.

Адрианна подняла глаза во второй раз. Осуждение читалось как с суфлера.

– Пялясь на меня ты ничего не выучишь.

– Да… – в горле стал ком – Да… Точно…

В последний год общаться с ней стало тяжелее. Пришло осознание того, что он по-настоящему её любит. За собой оно прицепом тянуло вагон ненужных мыслей и комплексов. Каждое предложение сказанное ей становилось нелепым. Оно сопровождалось идиотским «э-м-м-м…», «извини-извини!», «а-а-а-а…». Слова выходили медленно и с трудом.

Он сосредоточено уткнулся в учебник. Санскрит и всё тут – обведённые в красную рамку правила казались полной туфтой. Зачем? Почему? Они не хотели ничего разъяснять, лишь давали миллион новых вопросов. Будто авторы учебника специально хотели запудрить голову читателям.

Глаза взмыли к окну. За ним так же беседовали молодые мамы.

– Ах, Патрисия, твой рецепт пасхального крема брюле – это что-то космическое! Мои чуть не проглотили тарелки вместе с ним!

Глаза переплыли к Адриане и пришвартовались на месте. Тяжело оторваться – чувства вновь дали о себе знать. Нелепое желание прикоснуться к её щеке овладело телом.

– Ты опять?

– Извини… – и вот опять. Общаясь с ней он в каждое предложение вставлял ненужное извинение – Я.... Просто… – он выдохнул – Просто я счастлив.

Девушка замялась. Казалось, в ответ она ничего не скажет. Продолжит молчать, возьмёт ручку и начнёт решать примеры. Но вместо этого раздался лёгкий смешок:

– Парень, ты делаешь домашку у себя в комнате. Когда ты успел стать счастливым?

– С тобой я всегда счастлив – от её постоянного сверлящего взгляда стало неловко. Дуэль глазами – она смотрит на него, он на неё. Противник по левую сторону кровати проигрывает, орудие вновь опускается на мамаш – Сидя в этой комнате, делая домашку. Смотря на тебя. Это странно, но подобное я ощущаю лишь с тобой, Адрианна.

Большую часть своей жизни он чувствовал себя тряпкой. Не грязной, не чистой. Мягкой брошенной на холодный пол тряпкой. Пустым сосудом. Стеклянные стенки, осушенное дно. Ничем не заполненный, сухой и невзрачный.

Смотря на себя со стороны он элементарно не мог сложить портрет: человек без интересов, живущий лишь своими мыслями. Они ничего не приносят, лишь затягивают его как зыбучие писки. Кружат в нём одна за другой, создавая бесконечную спираль.

Вот, каков он. Человек с растоптанной самооценкой. Человек без лица. Человек, видевший себя как пустое место.

Но только не с ней.

Адриана наполняла его до краёв – правильнее выразиться: дарила ощущение индивидуальности. Вырисовывала потайные черты блеклого характера с искусностью художника эпохи ренессанса. Она выманивала его любовь к жизни как мышь из норы. И прекрасно с этим справлялась.

Она неторопливо прикоснулась к его руке. Сейчас этот жест показался чем-то самим собой разумеющимся, не привлёк должного внимания.

Адриана зажигала его.

Этот жест зажёг его, правда спустя время.

– Понимаешь, я чувствую себя не попадающим в ритм существования. Отставшим, выбившимся из стада трусливым ягнёнком – Адрианна улыбнулась – С тобой иначе. Ты даришь мне ощущение жизни.

– Ты даришь мне слегка иное ощущение.