Руслан Передельский - Чугунные облака

«Мама, найди меня. Прошу, найди скорее»

– Я люблю тебя, Никита. Люблю, как никого никогда не любила и больше не полюблю.

Голос затих. Тишина холодного лесного озера вновь застыла в воздухе.

Звёздное небо полностью овладело вниманием Никиты. Он всматривался в звёзды, переводя взгляд на луну и обратно. Хотелось, чтоб голос зазвучал вновь. Хотелось, чтобы очередная мутная картинка из памяти дала о себе знать.

Ничего. Тишина вокруг, тишина в голове.

Босые ступни поднимались выше и выше. Сейчас тощее тело летело над водой как голубиное перо. В начальных классах Алина дала ему прозвище «Скелетон» за торчащие костлявые рёбра. Спасибо обтягивающей белой футболке, которую доводилось одевать на физкультуру. Но на данный момент и правда казалось что его тело не весит ни грамма. Оно взлетало всё выше, потягиваясь к падающим звёздам. Стремясь к круглой луне, в свете которой листья на тополе, затесавшимся среди сосен, переливались как гирлянда, которую забыли снять после Рождества. Он и сам переливался как та гирлянда. Его бледная кожа мерцала десятком тусклых блёсток, искрясь в лунном луче.

Может быть, сейчас он и вовсе растворится в этом свете.

Для него это было так легко– для незаметной и тихой жупы. Для человека, вечно ходящего сквозь как фантом. Раствориться в отблесках полного месяца – так просто.

Шорох листьев. Тихие шаги. Тот самый звонкий смех. Кустарники, скрывающие озеро от посторонних глаз гуляющих по ночному лесу, зашевелись. Смуглая рука раздвинула ветви, с интересом заглядывая внутрь. Показались длинные каштановые волосы. Умные карие глаза, ходящие из стороны в сторону.

Она вернулась.

Она тут.

Она рядом.

Адриана.

Быстрый взгляд выхватывал мелкие детали пейзажа, складывая полную картинку невероятной красоты. Сначала её лицо расплылось в искренней восторженной улыбке – такой знакомой и такой понятой. Она любила дарить её людям, зная цену своему подарку. И возможно, именно этот презент тянул к Адриане всех жителей.

Но спустя секунды улыбка сошла. Пухлые губы разомкнулись. Глаза забегали. Девушка была потрясена.

С самого детства она была крайне впечатлительной личностью. Её можно было испугать всем – незатейливым «бу!», выпрыгивая из-за угла, можно было удивить красотой соседнего ставка, пахнувшего прорванным трубами, можно было расторгать до слёз концовкой четвёртого «Шрека».

Но сейчас особенный случай. Она обомлела, устремив взгляд в небо. Он неторопливо, как медлительный лифт в старой многоэтажке, вздымался ввысь. Секунды, и он бы оказался на нависшем над водой Никите.

Глаза девушки блеснули.

«Может быть, она увидела меня?»

Рот открылся шире. Зрачки расширились. Глаза остановились на тёмной парящей тени.

С глаз Никиты покатились слёзы.

– Адриана – крикнул он, взмахнув рукой – Привет! Я спущусь к тебе, секунду.

Он попытался шевельнуться – безрезультатно. Холодный сырой воздух сковал всё тело. Он оцепенел в неловкой позе. Слёзы скатывались с щёк, обрываясь вниз. Мелкие капельки торопливо улетали вниз, разбиваясь об плоскую поверхность.

Взгляд девушки взлетал дальше – он отразил в себе яркий свет круглой луны, размерянное мерцание звёзд.

И вновь, лицо украсила лучшая улыбка из всех существующих. Искренняя, восторженная. Казалось, звёзды и луна – самое нереальное зрелище из увиденных Адрианой за всю жизнь.

Её губы зашевелились. Она хотела сказать что-то. Начала произносить слово, первый звук которого раздался эхом.

«Э-Э-э-э…»

Она не успела договорить. Её остановили. Улыбка сошла, брови сдвинулись, стараясь прижаться друг к другу – на лице появилась гримаса боли. Девушка поднесла руки к лицу, в ужасе рассматривая кисти. С ногтей начала сочиться кровь, ручьём стекая по пальцам.

Каждый пальчик, один за другим, окрасился в алый цвет. Девчонка вскрикнула.

– Адриана!– она не слышала Никиту. Сжав губы, она выдернула окровавленный ноготь с указательного пальца. Вырвался ещё один крик боли – АДРИАНА!

Никита шевелил всеми частями тела, пытался разрывать плотные воздушные массы руками, качался из стороны в сторону – тщетно. Он никак не мог помочь девушке.

«От неё одной зависит моя жизнь, мама, как ты не понимаешь. Она задавала мне темп. С ней я становился таким… таким… таким живым! Но она ушла, и теперь остался лишь я настоящий» – этим он отбивался от всех попыток матери вытянуть его наружу.

Она была его жизнью, в один момент просто уйдя. Сейчас же, она была так близко – мучалась, страдала – но он не мог ничего сделать.