Владимир Нестерцов - В гостях у Папского Престола

Я приподнялся с пола и направился к нему. Петр стоял возле окна и жадно прислушивался к звукам, доносящимся снаружи. Но поговорить мне с ним не пришлось. Когда я подошел к нему, заскрежетал ключ в двери, и она, распахнувшись, осветила на мгновение темное жилище, представив нашему взору могучую охранницу. Внимательно осмотрев нас, она махнула рукой Петру и, пропустив его вперед, снова оставила нас в темноте наедине со своими мыслями. Прелат с поникшим видом сидел на полу и шепотом повторял что-то про себя, перебирая четки в руках. Я присел рядом с ним.

–Что теперь будет с нами? – он вопросительно уставился на меня.

– Не имею ни малейшего представления, – честно ответил я на его вопрос. – Будем ориентироваться по обстановке, но уже то, что нас притащили сюда, говорит о том, что с нами будут разговаривать, поэтому прошу вас вести себя осмотрительно. Говорите то, что есть на самом деле. Вы посол, не простой человек, вы служитель Бога.

– Но они же язычники! – воскликнул итальянец.

–Да, но они тоже поклоняются какому-то божеству, поэтому вас не тронут в любом случае.

Это в какой-то степени его успокоило, и он, тяжело вздохнув, снова вернулся к своим мыслям.

В таком положении мы пробыли недолго. Скоро дверь снова заскрипела, и вместе с Петром к нам пришла еда в виде кусков вареного мяса и ломтей серого хлеба, скрипевшего на зубах из-за песка от каменных жерновов, на которых растиралось зерно. Был еще и кувшин холодной воды, которым мы запивали трапезу. На удивление, все приняли активное участие в этом процессе и в мгновение ока опустошили глиняную миску. Даже прелат ел руками, периодически вытирая их об солому. Насытившись, мы вопросительно уставились на Петра, ожидая от него новостей. Он выглядел не особо радостным и с тоской поглядывал на дверь, словно кого-то ожидая. Затем, тяжело вздохнув, произнес:

–В общем, завтра будет решаться наша судьба. Утром соберут всех на большой круг и после расспросов определят каждому его дальнейшую судьбу. Кто пойдет на хозяйственные работы, кого-то определят для продолжения рода, а кого-то пристроят еще куда-нибудь, – и он посмотрел украдкой на прелата.

– Ну а ты куда? – спросил я.

–Не знаю, я у них первый, который ушел отсюда и снова вернулся. Мою дальнейшую судьбу будут также определять сообща.

–Ну а ты свою зазнобу видел? – снова спросил я.

–Видел, ну и что, она даже в мою сторону и не смотрела, может, у нее кто уже другой есть, у них это быстро происходит. Мы тут нужны только для одного …, – и он, отвернувшись, лег на солому и закрыл глаза.

Постепенно сон сморил и остальных. Народ начал похрапывать и посвистывать, улетев в свои грезы, где было хорошо и спокойно. А мне вот не удалось заснуть, и я маялся, прокручивая в голове все то, что уже стало известно. Скорее всего, Петр рассказал, кто мы такие, и исходя из этого даже озвучил примерное видение того, что с нами будет, учитывая здешние обычаи. За себя я не волновался, как- нибудь выкручусь, а вот прелат… Что с ним будет? Для продолжения рода он вроде бы староват, да и по чину не положено. Для хозяйственных работ, где ценятся выносливость и сила, он тоже не подходит. А кормить здесь зря, как я понял, не будут никого. Поэтому надо искать выход из положения. Но как его найти, если я не знаю, кто здесь главный, какие тут существуют порядки, как принимаются решения и так далее. Ясно одно, что всем командуют женщины. А женщину, как я понял из своего небольшого опыта, трудно просчитать, я уже не говорю понять. Поэтому единственный путь, который остается, – это сыграть на женском любопытстве или в крайнем случае на жалости. Как ни парадоксально, но женщины на это дело ведутся очень быстро, очевидно, сказывается инстинкт материнства. Эти выводы я сделал не только из своего собственного опыта, но и рассказов казаков, которые вечерами в куренях описывали свои «подвиги» на женском фронте и тактические приемы, приведшие их к победе. Оказывается, знать такое тоже бывает полезным. Постепенно бег моих мыслей стал замедляться, а храп соседей отдалялся куда-то в сторону, и я, убаюканный свистом сверчков, который не прекращался ни на минуту, вдруг уснул.

Утренний луч солнца, вырвавшийся из-за туч, стремительно пробежал по нашим лицам, заставив открыть глаза и мысленно начать готовиться к непростому утреннему пробуждению. Пока остальные, кряхтя, поднимались, я лежа стал прислушиваться к звукам, которые долетали к нам через стены. Хотелось хоть как-то оценить обстановку и внутренне собраться. За дверью нашей темницы слышался какой-то гул, который присущ множеству народа, собравшегося в одном месте в преддверии чего-то важного. Так у нас на Сечи: когда собирались на площади казаки для принятия судьбоносных решений, то говорили они вполголоса, советуясь друг с другом перед выходом атамана. И это «вполголоса», произнесенное множеством разных голосов, давало своеобразный шум, который ни с чем не спутаешь. Вполне возможно, так было и здесь. Но тональность этого шума была другой, вполне очевидно, это было связано с тем, что здесь собрались только женщины. Пока я размышлял, все мои попутчики привели себя в порядок и тоже вслушивались в раздававшийся шум, прикидывая для себя, что он готовит каждому из них. Однако долго нам думать не пришлось: дверь резко распахнулась, и мы были выдворены из нашего «убежища» на улицу. Когда наши глаза освоились с ярким солнечным светом, то мы увидели, что вокруг нас стояли молодые воительницы с оголенными саблями, внимательно рассматривая нас. Затем прозвучала команда, и мы с таким почетным эскортом двинулись вперед, где на площади нас ожидала толпа женщин. Их было достаточно много от мала до велика. От их ярких нарядов пестрело в глазах. Основная масса девушек была с непокрытыми головами. Одеты они в разноцветные кофты, которые открывали мужскому глазу больше, чем хотелось бы скрыть. У многих на шее блестели монисты из золотых монет разных достоинств и стран, кокетливо опускаясь на приоткрытую грудь, как бы приглашая поближе рассмотреть, что там на них изображено. Их волосы тяжелыми копнами спадали или сзади на спину, или были небрежно переброшены на плечо, порой достигая колен. Блондинки, брюнетки, рыжие, они внимательно рассматривали пленников, словно прицениваясь, окидывая взглядом с ног до головы, обмениваясь короткими репликами между собой. Никакой агрессивности с их стороны не чувствовалось, но все равно идти под прицелом десятков глаз, которые, каждый по-своему, вглядывались в тебя, было достаточно неуютно. Вон, например, рыжая, покручивая правой рукой свои волосы, зелеными глазами с хитринкой смотрит на меня, жадно ловя каждое моё движение. Сразу видно, что стервозности в ней хоть отбавляй. А вон та, голубоглазая, тоже выпятилась, нервно перебирая руками монеты на шее, покачиваясь из стороны в сторону, словно демонстрируя свою красоту и дрожа от возбуждения. Явно нервная, от такой надо держаться подальше. Отведя глаза от этой красотки, я наткнулся на сероглазую девушку, которая, обняв свою подругу, со скукой смотрела на нас. Вполне возможно, что это «развлечение» ей уже надоело, и она с нетерпением ждет окончания, о котором уже догадывается. Вообще сероглазые быстро просчитывают ситуацию и хорошо адаптируются к новым условиям, но все равно их постоянно мучает скука и они всегда хотят чего-то нового.