Роберт Маккаммон - Ваал. Неисповедимый путь

Дверь распахнулась шире, заполнив туннель восхитительным светом. Нужно достичь ее, пока она не закроется снова. Его скорость начала уменьшаться... уменьшаться...

Дверь широко распахнулась, и свет стал таким ярким, что ослепил его. За порогом угадывалось ослепительно голубое небо, зеленые поля и лес, протянувшийся, насколько хватал глаз. В этом прекрасном мире тишины и покоя его ждали чудеса, новые неисследованные тропинки, новые путешествия. Его захлестнула радость, и он вытянул вперед руки.

Неожиданно в дверном проеме возникла темная фигура. Женщина с длинными рыжевато-коричневыми волосами, падающими на плечи, смотрела на него с выражением досады и сострадания.

— Нет, — тихо сказала она. — Ты не можешь уйти. Еще слишком рано.

И дверь начала закрываться.

— Пожалуйста! — взмолился Билли. — Помоги мне... Позволь остаться...

— Еще рано, — ответила женщина.

Он закричал: «Нет!» — но его уже понесло прочь от двери, все быстрее и быстрее, по мере того как свет угасал. Он всхлипывал и сопротивлялся, не желая возвращаться туда, где его ждет боль. В голове пролетели воспоминания: Уэйн за штурвалом, кричащий Крипсин, лайнер, скользящий по земле, огонь, пожирающий пассажирский салон, скрежет отрывающихся крыльев, страшный треск фюзеляжа...

Он застонал и открыл глаза. Две черные птицы, качавшиеся у его головы, с испуганным клекотом расправили крылья и улетели прочь. Они покружили в сером небе и спикировали на что-то в сотне ярдов от Билли.

«Я еще жив», — подумал Билли. Но воспоминания о золотистом свете и прекрасном пейзаже почти раскололи его сердце. Там была его мать, она ждала его, но отправила обратно. Почему? Потому что его Неисповедимый Путь еще не окончен? Он подтянул к себе правую руку и попытался сесть. Голову пронзила боль; в том месте, где его челюсть ударилась о стол, заскрежетали сломанные кости. Он заставил себя собраться и оглядел пустыню. Первые оранжевые лучи восходящего солнца разрезали небо над грядой малиновых гор. То тут, то там все еще вспыхивали огоньки; большая часть самолета — салон и кабина — сплавились в черную массу покореженного металла. Обломки рассеялись на площади в квадратную милю. Билли увидел, как из-за горной гряды вырвался солнечный свет. Жара уже нарастала; через час она станет невыносимой, а вокруг не было никакого убежища.

Он услышал стон у себя за спиной и с усилием обернулся. Уэйн Фальконер лежал в десяти футах от него, облокотившись спиной на обломок выброшенного взрывом кресла. Его лицо распухло, волосы свалялись, а одежда порвалась и обгорела. Один глаз заплыл и не открывался. Другой, глубоко запавший и ярко-голубой, неотрывно смотрел на обломки «Челленджера». Затем глаз моргнул и остановился на Билли.

— Прекрасный орел, — прошептал Уэйн. — Он мертв. Разорван на части и мертв.

Из его глаза выкатилась слеза, сорвалась вниз и потекла по окровавленной щеке.

Билли наблюдал за кружением и атаками хищных птиц. Некоторые из них дрались над чем-то, скрюченным и обгоревшим.

— Ты знаешь, где мы? — спросил Билли Уэйна.

— Нет. Какая разница? Крипсин мертв; они все мертвы... за исключением тебя.

— Ты можешь двигаться?

— У меня болят голова и бок. Но я посадил его. Мы горели, но я посадил его. Обо что мы ударились?

— По-моему, вот об это. — Билли махнул рукой в сторону горных пиков. — Кто-нибудь поможет нам. Может, увидят дым.

Уэйн посмотрел на поднимающийся вверх столб дыма. Солнце окрасило его разбитое лицо в оранжевый свет.

— Я хотел, чтобы они погибли... но больше всего я хотел убить тебя. И сам я тоже хотел умереть. Я почти ничего не помню после того, как мы ударились о землю, но помню, как кто-то вытаскивал меня из кабины. — Он повернулся и не мигая посмотрел на Билли. — Почему ты не бросил меня гореть в самолете?

— Я не испытываю к тебе ненависти, — ответил Билли. — Мне не важно, что ты обо мне думаешь. Я тебе не враг. Им был Крипсин, потому что он хотел владеть тобой... и мной тоже. Они привезли меня сюда из Чикаго и хотели, чтобы я делал... ужасные вещи. Если ты ненавидишь меня, то в этом виноват только Фальконер, который научил тебя ненавидеть.

— Папа... — тихо произнес Уэйн. — Он навещал меня постоянно. Поздно ночью, когда я ложился спать. Но... он лгал мне, верно? Нет-нет... это был не отец. Это было... что-то еще, что-то, очень похожее на зверя. Я видел его в кабине перед тем, как «Челленджер» начал падать. Он лгал мне все время, заставляя думать, что... папа жив. И он велел мне доверять мистеру Крипсину, оставаться с ним и делать все, что он скажет. Они ранили Генри Брэгга. Перерезали ему горло, но я излечил его. — Уэйн поднял руки и взглянул на них. — Я просто хотел творить добро. И все. Почему это всегда так тяжело? — В его голосе слышалась мольба.