Клайв Баркер - Проклятая игра [litres]

– Я бы с удовольствием.

– Ты был в казино «Академия»?

– У меня никогда не было денег.

– Я отвезу тебя. Мы потеряем часть состояния Джо за него, ага?

– Звучит неплохо.

Тревога все еще не сходила с лица Марти.

– Послушай, – сказал Той, – это не твоя драка. Понимаешь? Что бы ни случилось с данного момента, это будет не твоя вина. Мы совершили несколько ошибок на этом пути и теперь должны заплатить за них.

– Ошибок?

– Иногда люди не прощают, Марти.

– И все это, – Марти обвел рукой весь цирк, – потому что люди не прощают?

– Ты уж поверь. Это лучшая из возможных причин.

Марти вдруг пришло в голову, что Той в последнее время стал аутсайдером, он уже не та ключевая фигура в мировоззрении старика, какой был раньше. Объясняло ли это кислое выражение, появившееся на его усталом лице?

– Ты знаешь, кто за это в ответе? – спросил Марти.

– А что может знать боксер? – сказал Той с явной иронией, и Марти вдруг понял, что этот человек знает все.

Дни паники растянулись на неделю без признаков ослабления. Лица советников изменились, но нарядные костюмы и умные речи остались прежними. Несмотря на приток новых людей, Уайтхед все более небрежно относился к мерам безопасности. Марти все реже бывал со стариком; кризис, казалось, вытеснил из папиной головы мысли об убийстве.

Этот период не обошелся без сюрпризов. В первое же воскресенье Куртсингер отвел Марти в сторону и стал обольщать: произнес продуманную речь, которая началась с бокса, перешла к удовольствиям от физической близости между мужчинами и закончилась прямым предложением денег. «Всего полчаса, ничего особенного». Марти за несколько минут до признания Куртсингера догадался, чем это пахнет, и приготовил вполне вежливый отказ. Они расстались весьма дружелюбно. Если отбросить подобные забавы, это было время апатии. Ритм жизни в доме нарушился, а установить новый не представлялось возможным. Единственное, что позволяло Марти сохранить рассудок, – держаться как можно дальше от дома. Он много бегал на той неделе, часто гоняясь за своим хвостом по всему периметру поместья, пока не наступала фуга истощения, и он мог вернуться в свою комнату, пробираясь через хорошо одетые манекены, слонявшиеся в каждом коридоре. Наверху, за дверью, которую он с радостью запирал (чтобы не впускать их, а не чтобы не выпускать себя), он принимал душ и спал долгие часы глубоким сном без сновидений, который ему так нравился.

У Карис такой свободы не было. С той самой ночи, когда собаки нашли Мамуляна, ей иногда приходило в голову поиграть в шпиона. Почему это произошло, она не знала. Она никогда особо не интересовалась тем, что происходит в Приюте. Более того, всячески избегала контактов с Лютером, Куртсингером и остальными членами отцовской когорты. Однако теперь ее без предупреждения одолевали странные побуждения: пойти в библиотеку, на кухню или в сад и просто наблюдать. Она не получала никакого удовольствия от этого занятия. Многое из услышанного не могла понять; гораздо больше было просто пустых сплетен финансовых торговок рыбой. Тем не менее она сидела часами, пока не утоляла смутный аппетит, а потом уходила, возможно, чтобы послушать очередную дискуссию. Некоторые собеседники знали, кто она такая, а тем, кто не знал, она представлялась наиболее простым образом. Как только ее полномочия были установлены, никто не подвергал сомнению право присутствовать здесь.

Она также отправилась навестить Лилиан и собак в унылом строении за домом. И вовсе не потому, что ей нравились эти животные, – просто хотелось посмотреть на них, ради самого факта; посмотреть на замки́, клетки и щенков, играющих возле матери. Мысленно она наметила расположение псарен относительно забора и дома, измеряя путь шагами на случай, если придется искать их в темноте. Зачем ей понадобилось это место, ускользнуло от нее.

В этих вылазках Карис старалась не попадаться на глаза ни Мартину, ни Тою, ни, что хуже всего, отцу. Это была игра, в которую она играла, хотя ее точная цель оставалась загадкой. Может, она составляла карту этого места и поэтому несколько раз ходила из одного конца дома в другой, проверяя и перепроверяя географию, рассчитывая длину коридоров и запоминая, как комнаты соединяются друг с другом? Какова бы ни была причина, это глупое занятие отвечало невысказанной потребности в ней, и когда оно завершится, лишь тогда, эта потребность объявит себя удовлетворенной и на некоторое время оставит в покое. К концу недели она знала этот дом так, как никогда прежде; побывала во всех комнатах, кроме единственной, где жил отец, что было запрещено даже ей. Она проверила все входы и выходы, лестницы и коридоры с тщательностью вора.