Роберт Стайн - Пропавшая девушка [litres]

Народ уже подтянулся. Двое малышей в голубых комбинезончиках возились в снегу. Фотограф в сером тренче, спрятав голову в будку фотоаппарата, наводил на них объектив.

В толпе я разглядела шестерых-семерых представителей нашей родни. Они сгрудились у входа, прихлопывая руками в перчатках, чтобы те не зябли. Еще я заметила несколько учителей из средней школы, где мама работала библиотекаршей.

Отец остановил машину в конце подъездной дорожки, и мы высыпали на мороз. Толпа приветственно загалдела, на что папа отвесил легкий поклон и приподнял шляпу. Он буквально лучился гордостью и счастьем.

Наслаждайся праздником, Бет, твердила я себе. Выкинь все из головы. Хватит думать об Аароне.

И надо сказать, что во время короткой праздничной церемонии мне это вполне удавалось. Как и во время отцовской речи, в которой он благодарил всех, кто пришел, и всех, кто, не жалея сил, помогал ему, чтобы этот чудесный день состоялся.

Когда он отдельно поблагодарил мою маму, у нее на глаза навернулись слезы. Она украдкой смахнула их пальцем в перчатке, а с лица не сходила растроганная улыбка. Мама никому не хотела показывать свои чувства. Потом мы все пили шампанское и игристый сидр, провозглашая тосты за новую конюшню.

Я была готова расслабиться и наслаждаться жизнью, болтала с гостями и совершенно выбросила из головы Аарона Дули.

Пока не появился дядя Аарона, Мартин.

И тогда наш счастливый день обернулся кошмаром.

Я увидела Мартина Дули через несколько минут после того, как все уселись в машины и разъехались по домам. Отец остался в конторе, чтобы оформить несколько документов от мистера Клейнера из банка.

Дожидаясь, пока папа развяжется с делами, я решила побродить по конюшне. Сладкий запах сена наполнял меня радостью, и я уже представляла, как все денники вскоре будут заняты лошадьми.

Услышав перестук сапог по утоптанному снегу, я выглянула в окно и увидела, что к конюшне шествует Мартин Дули, сжимая кулаки в лиловых перчатках.

Я затаила дыхание. Он-то что здесь забыл?

Мартин Дули не отличается ни ростом, ни статью, однако впечатление производит внушительное. Это трудно объяснить: с виду-то он – ну ни кожи ни рожи. Серые птичьи глазки, нос вздернутый, губы мучнисто-бледные, да и все лицо такое же. Ему около сорока, но колючий ежик волос у него на голове абсолютно седой, отчего она напоминает мне щетку-расческу.

Я никогда не видела, чтобы он улыбался.

Папа сказал как-то, что мистер Дули очень похож на акулу. Всегда действует без оглядки. Стиснет зубы и прет напролом.

Он заказывает в Нью-Йорке дорогущие костюмы и широкие галстуки кричащих тонов, которые ему совсем не к лицу. А еще он с ног до головы поливается одеколоном, из-за чего от него постоянно лимоном пахнет.

Из окна конюшни я разглядела его длинное черное пальто с меховым воротником и начищенные до блеска черные сапоги; он топал по снегу к папиной конторе. Сперва я решила отсидеться в теплой и безопасной конюшне, но любопытство взяло свое, и я подкралась к двери, где можно было подслушивать разговор.

В двери было окошко, расписанное морозным узором. Я остановилась чуть поодаль, опасаясь, что меня заметят. Сквозь затуманенное стекло я видела размытую фигуру отца. Он быстро поднялся из-за стола.

– Мартин? Какими судьбами? – не сумел он скрыть удивления.

Мартин пересек комнату, половицы под его сапожищами жалобно поскрипывали.

– Сдается мне, что ты забыл кое-кого пригласить, Анжело, – промолвил он.

Голос у него низкий, но говорит он всегда тихо, будто сдерживаясь. Его родители приехали из Ирландии, вот он и подпускает нарочно толику ирландского акцента. Папа говорил, что он делает это специально – думает, что это придает ему обаяния.

– Слушай, я удивляюсь… – начал отец.

– А уж я-то как удивляюсь, тебе ли не знать, – перебил Мартин. – Я, Анжело, ждал благодарности, а получил предательство.

Отец растерялся.

– Предательство? Это слишком сурово сказано, Мартин. Я в жизни никого не предавал, а уж тебя тем более. Если речь о конюшне, я… я это с тобой обговаривал и…

– И мы пришли к тому, что вся твоя затея – дохлый номер, – хмыкнул Мартин. – Опрометчивость, я бы даже сказал.

Я стиснула кулаки. Мне хотелось завопить. Я затаила дыхание, чтобы не выдать себя ни звуком.

Даже через дверь я могла чувствовать повисшее в комнате напряжение. Искаженный замерзшим стеклом силуэт Мартина Дули оперся руками о стол, приближая лицо к лицу моего отца, словно бросал ему вызов.