Кларк Смит - Бог астероида [сборник litres]

Ничуть не удивившись, он обнаружил, что пристально смотрит одновременно в двух направлениях. По обе стороны от него в дальнюю даль простирался странный своеобразный ландшафт, который был полностью лишён нормальной перспективы. Это пространство пересекала идеально прямая стена, похожая на неразрывный фриз или на барельеф из скульптурных изображений человека.

Некоторое время Балкот не мог понять смысл этого фриза. Он не мог ничего выделить из его застывших гладких очертаний и заднего плана, состоявшего из повторяющихся масс и замысловатых углов. Он видел и другие части фриза из скульптур, что приближались и удалялись – зачастую очень резко – из невидимого запредельного мира. Затем его зрение, казалось, обрело ясность, и Балкот начал понимать увиденное.

Барельеф, который он лицезрел, был полностью составлен из бесконечных повторений его собственной фигуры. Теперь эти образы были ясно различимы как отдельные волны потока, в котором они обладали неким единством. Непосредственно перед Балкотом и на некотором расстоянии от него по другую сторону находилась сидящая в кресле фигура. Это кресло само было субъектом такого же волнообразного повторения. На заднем плане возникла сдвоенная фигура доктора Маннерса в другом кресле, а позади него виднелось множество отражений медицинского кабинета и панельных стен.

Следуя за перспективой того, что за отсутствием лучшего определения можно было назвать левой стороной, Балкот увидел сцену со своим участием – он пил из старинного бокала, а возле него стоял Маннерс. Затем, ещё дальше, он увидел себя за момент до этого – в той обстановке, когда доктор протягивал Балкоту бокал; до этого доктор приготовил ему дозу плутония; вот он отходит к шкафу за пузырьком; поднимается со своего пневматического кресла. Каждое телодвижение, каждое положение доктора и самого Балкота во время их прошлого разговора виделось ему как бы в обратном порядке, уходя вдаль, собираясь в стену из каменных скульптур, в странный, вечный пейзаж. Не было никаких промежутков в неразрывности его собственной фигуры, но Маннерс, казалось, периодически исчезал, уходя в четвёртое измерение. Как вспоминал позже Балкот, эти исчезновения доктора происходили, когда Маннерс скрывался из его поля зрения. Восприятие было полностью визуальным, и, хотя Балкот видел свои собственные губы и губы Маннерса, которые что-то произносили, он не мог слышать ни слов, ни прочих звуков.

Пожалуй, самой необычной особенностью его видений было абсолютное отсутствие ракурса. Хотя Балкоту казалось, что он смотрит на мир из одной определённой неподвижной точки, почему-то ландшафт и пересекающиеся фризы виделись ему без каких-либо изменений в размере. Они сохраняли фронтальную полноту и отчётливость на протяжении многих миль.

Продолжая смотреть вдоль левой стороны перспективы, Балкот увидел себя входящим в апартаменты Маннерса, а затем столкнулся с образом самого себя, стоящего у лифта, что привез его на девятый этаж стоэтажного отеля, в котором жил доктор. Затем фриз явил ему вид на улицу с беспорядочно меняющимися лицами и множеством форм, автомобилей, зданий – всё это спуталось вместе, словно в некой старомодной футуристической картине. Некоторые из деталей были полностью завершены и ясны, другие же таинственно изломаны и размыты, так что едва узнавались. Всё, вне зависимости от своего пространственного положения и соотношения, было перемешано в плавном замёрзшем потоке временных структур.

Балкот вернулся на три квартала назад от отеля Маннерса в собственную квартиру. Он видел все свои прошлые перемещения, независимо от их направления в трёхмерном пространстве, как прямую линию в измерении времени. Наконец, он оказался в своей квартире, и фриз его собственной фигуры отступил в жуткую перспективу пространственно-временного искажения посреди других фризов, сформированных из созданных им скульптур. Балкот наблюдал, как он сам в последний раз касается зубилом статуи из бледного мрамора, с которой работал в конце дня, когда в окно падал свет ярко-красного заката. За пределами этой сцены наблюдалось обратное затухание закатного света, уплотняющиеся и размытые очертания наполовину высеченной из камня статуи женщины, которой Балкот дал условное имя «Забвение». Чуть дальше влево, среди едва видимых скульптур, перспектива становилась неясной и медленно таяла в аморфном тумане. Балкот увидел свою жизнь в виде непрерывного застывшего потока, что растягивался в прошлое примерно на пять часов.