Михаил Теверовский - Начало и конец

Он вновь подмигнул сыну и направился в сторону кухни, щёлкая по пути выключателями ламп. Те вмиг зажглись, освещая помещение кухни, также хорошо знакомое Джереми. Овальной формы стол, выполненный из дуба, и столь громоздкий, что за ним могли бы поместиться как минимум шесть человек, хотя всегда завтракали, обедали и ужинали максимум трое. Те же три стула, кухонный гарнитур, также из дуба, та же электрическая плита. Джереми не узнавал лишь холодильник с серым отливом и небольшой сенсорной панелью.

Облокотив костыли о край стола, Джереми плюхнулся на один из стульев, сцепив руки на коленях. В тот же момент на кухню, будто фурия, залетела мать и принялась суетиться, ловко оперируя тарелками, кастрюлями и всем тем, что подворачивалось под руку. Отец попросил Джереми рассказать им хоть что-нибудь, ведь помимо короткого звонка ровно три недели назад, во время которого Джереми сказал лишь, что он жив и почти в порядке, вести они получали от сына довольно-таки редко. Ведь до всех этих событий Джереми звонил аж с год назад для того, чтобы сообщить, что нескоро у него вновь появится возможность позвонить ещё раз. Подробностей, разумеется, он не сообщил, так как не имел права делать этого. Теперь же, когда вся страна знала о профессии Джереми, его родители хотели услышать всё от него самого, а не через призму «читающих лишь с листочка продажных ртов», как называл телевизионщиков отец.

И Джереми принялся рассказывать, хоть и без особых подробностей: довольно сухо и, по сути, повторяя лишь всё то, что говорили те самые «продажные рты». Тем не менее, он и от родителей сохранил в секрете то, что никто не должен был кроме него знать на этом свете. Иначе это могло вполне стоить Джереми если не жизни, то как минимум свободы.

Тремя неделями ранее.

Понедельник. 14 июля 2014 года

– Встать!

Громогласный голос заставил Джереми открыть глаза. Всё его тело саднило и болело после недавнего плена, во время которого его множество раз подвергали по большей части психологическим пыткам. Но и не гнушались физическим малоприятным контактам. Теперь же он лежал на небольшой железной кушетке с тонким жёстким матрасом. Уже у себя на родине, но всё ещё не зная, что его ждёт теперь – новая череда пыток или же, наконец, долгожданная свобода.

Раздался грохот замка, затем ещё более громкий лязг распахивающейся двери. В проёме стоял знакомый Джереми человек. В принципе, его Джереми вполне ожидал увидеть. Говард Сток, как он называл себя, когда они вместе работали в одном подразделении, пока Джереми не послали на задание. Нельзя сказать, чтобы Джереми был рад гостю. Он понимал, что расследование по проваленному заданию движется – если что-то и было странным в понимании Джереми, так это то, почему за ним пришли и усадили в эту «вип-комнату» лишь через два дня после его возвращения на родину. Ну а то, что пришёл именно Говард… Джереми это обстоятельство не нравилось по причинам личной неприязни: его буквально бесил этот тип, вечно одетый в строгий чёрный костюм с таким же чёрным галстуком, в белоснежной рубашке, будто он какой-то суперважный спецагент. Иногда за глаза его многие называли «человек в чёрном». Джереми же пошёл дальше: он был уверен, что, если бы Говард Сток был из той организации «Люди в чёрном», описанной в фильмах и комиксах, то его позывной, наподобие «Кей» или «Джей», был бы с некоторым подходящим Стоку окрасом длиной в три буквы, с последней также «й», а начинался с «Х». Вечно поднятый к потолку вздёрнутый нос, будто приклеенный к лицу, по которому складывалось отчётливое впечатление, что по нему пару раз прошлись сковородкой. Чванливые манеры с неумело подражательными аристократическими нотками с явной неприязнью к любому, с кем бы не общался Сток. Кроме вышестоящих, разумеется, сотрудников. И всё это несмотря на то, что он был исключительно так называемой «штабной крысой», ни разу не вынырнувшей за спасительные всегда тёплые и уютные стены офиса подразделения.

За Стоком, у противоположной стены коридора, держа короткие автоматы у груди располагалась двое охранников. Как будто Джереми собирался бежать. Или хотя бы у него на это были возможности: с его-то простреленными плечом и ногой. Да ещё и после перенесённой буквально вчера операции над этими ранениями.

– Ничего себе, кто собственной персоной заглянул на огонёк, – не сдержался Джереми. Ему хотелось побесить Говарда, смерившего его с ещё большей неприязнью, перетекавшей в прямо выписываемое на его лице отвращение. – Ещё и друзей привёл, тут же прямо Джагернаута из камеры выводить придётся. Хорошо я отъелся в плену, правда?