Она покачала головой с озорным блеском в глазах.
– И каким же образом это внушило тебе любовь?
– Да разве могло быть иначе? Если бы меня не покорили твои смелость и сметка, это сделали бы твои ножки, свисавшие с ветвей, пока ты распевала три куплета песенки «Встретимся наверху».
У меня эта история вызвала смех, а бабушка изумленно ахнула.
– Делла, как ты могла?
В песенке говорится о двух юных влюбленных, которые вынуждены хранить свою любовь в тайне, поскольку для них день доведывания еще не настал. Каждую полночь парень взбирается на дерево, чтобы добраться до окна спальни своей любимой и поцеловать ее. Пропев эту песню, матушка тем самым поддела паренька, который вызвал ее на соревнование. Он не только проиграл, но она ко всему прочему еще и объявила всем тем, кто собрался внизу, что он к ней неравнодушен.
– Справедливости ради надо сказать, – заметил тогда отец, – что в твою матушку было влюблено полгорода. Так что мне повезло, когда выбор костей пал на меня.
А вот мне в отличие от моего отца не повезло.
Бабушкины кости выбрали мне в пару полную его противоположность. Человека, у которого, судя по его меткам, темное прошлое и которому, как показали кости, надлежит вступить в Гвардию.
Что же касается меня… впервые после того, как я в ярости бросилась вон из Кущи, до меня доходит, что кости обнаружили у меня дар Ясновидения Второго Порядка. Я всегда полагала, что, если мне суждено будет стать Заклинательницей Костей, мне окажется присуще либо Ясновидение Первого Порядка, как бабушке, либо Ясновидение Третьего Порядка, как матушке. Но мне никогда не приходило в голову, что у меня обнаружится способность прозревать не прошлое, не будущее, а то, что происходит в настоящем. Это определенно куда безобиднее, чем остальные две категории Ясновидения, – те, кто наделен таким даром, могут находить запропастившиеся предметы, помогать людям в принятии решений, оказывать помощь Врачевателям, когда их пациенты не могут сами сказать, где у них болит. Но тут я вспоминаю, что иногда Заклинателей и Заклинательниц Костей, которым присущ дар к прозрению настоящего, используют при допросах тех, кто обвиняется в преступлениях, и мне становится не по себе.
Я поворачиваю лицо к костру и отдаюсь гипнотическому действию, которое на меня всегда оказывает зрелище всеразрушающего огня. Вначале бревна, которые он пожирает, были огромны и крепки, но скоро от них останется одна лишь серая зола. У меня внутри тоже пылает огонь, и я чувствую – какой бы сильной я ни была, скоро от меня не останется ничего.
Ничего кроме костей.
Когда разрушается и гибнет все прочее, кости всегда остаются целы.
Саския второе доведывание
Матушка держит в руке две половинки сломавшейся кости.
Мои глаза застилает дымная пелена, и мне стоит немалого труда не позволить им закрыться опять. Меня одолевает сон, а так быть не должно. В Куще чересчур жарко, и аромат сандала действует на меня одуряюще. Я тру глаза и вглядываюсь в почернелые кости бабушкиных пальцев, разбросанные на ковре в россыпи золы. У меня немного болит голова, и я думаю: всегда ли доведывание бывает настолько утомительнее, чем обыкновенное гадание? Но когда я перевожу взгляд на лицо матушки, мое замешательство уступает место тревоге. Она неотрывно смотрит на сломанную кость, и вид у нее такой, словно это никакая не кость, а ее собственное разбитое сердце.
– Что стряслось? – спрашиваю я.
Она резко вскидывает голову, словно удивившись тому, что я нахожусь перед ней.
– О, Саския. – В ее голосе звучит укор, но почему? Она что, все еще расстроена моим отказом подтвердить, что я ей верю? Или же кости поведали ей нечто ужасное относительно моего будущего? Я жду, чтобы она сказала что-то еще, но она молчит, пристально глядя на половинки кости и плотно сжав губы.
– Матушка, – говорю я, чувствуя, как мне вдруг стало не по себе. – Ты меня пугаешь.
– Мы с тобой уже делали это прежде, – замечает она.
У меня мороз пробегает по спине.
– Конечно, делали, – соглашаюсь я. Она гадала мне десятки раз, и гадания знакомы мне так же хорошо, как пирожные-корзиночки с ягодной начинкой, которые она каждый год печет ко дню моего чествования жизни.
Она качает головой.
– Должно быть, мы с тобой поспорили, – говорит она. – И ты, видимо, сломала эту кость. – Она осторожно кладет две половинки к остальным костям.
– О чем ты? Ничего я не ломала.
Я ничего не понимаю – она говорит какую-то бессмыслицу. Хотя, с другой стороны, всего минуту назад эта кость была цела – я в этом уверена. И, упав на ковер, она не могла переломиться надвое.
Читать дальше