Энди Дэвидсон - Дочь лодочника [litres]

«Нужно их найти. Потом держаться подальше, пока Риддл и Коттон не получат в ответ по заслугам, и тогда все закончится».

Тогда-то она и заметила тяжелый серый столб дыма, поднимающийся выше деревьев на юге.

Вспомнила сон мальчика.

Все в огне.

И мгновенно поняла, что ошиблась.

Это был не ее огонь.

Эйвери поднял голову, когда услышал, как ложка падает в металлическую раковину.

Она устремилась мимо него в коридор, подняла с пола «Бэр» Хирама с единственной стрелой, что валялась рядом. Ее тело, онемевшее, изможденное, кричало: «Нет, хватит», но она, игнорируя его, выбежала на крыльцо, спустилась по лестнице на плавучий причал, где бросила оружие в плоскодонку, на которой когда-то уплыла в низины с ведьмой, младенцем и лодочником. На металле засохла кровь оленихи, которую она привезла вечером в воскресенье. Эйвери вышел к перилам заднего крыльца и звал ее, но она его словно не замечала. Подергала за шнур стартера, пока «Эвинруд» не завелся, и уехала на полном газу к излучине вниз по течению, к узкому входу в Искрино байу, в другой мир – ее мир, который сейчас горел.

Риддл сидел на капоте «Плимута» и курил «Мальборо», Роберт Алвин – за рулем, запрокинув голову и распахнув рот достаточно широко, чтобы просунуть в него кулак. Горячий летний ветер рыскал по ровной пашне, простиравшейся за пустой парковкой, где когда-то находилось кафе на остановке для грузовиков; теперь же изодранный навес, предлагающий «СОЛСБЕРИЙСКИЙ СТЕЙК» и «СУП», был покрыт плесенью, а окна – заколочены фанерой. С юго-запада надвигались тяжелые серые тучи. Далеко за бобовыми полями рой газующих машин жужжал на какой-то грязной трассе, будто пчелиный улей. В «Плимуте» было тепло и темно, и Роберт Алвин захрапел.

Риддл пересек парковку, пиная крошащийся асфальт. Наклонился, чтобы сорвать странный одуванчик и посмотреть, как разлетаются его семена. Ветер тянул дым и стряхивал пепел с его сигареты, хлестал галстуком по плечу. Глаз Риддла слезился за серебристым стеклом зеркальных очков. В глубине шеи словно завращался бур, скручивая нервы, дергая за них, как за ниточки марионетки.

Он невольно подумал о Миранде Крабтри. О том, как она прижималась спиной к стене магазина, взмокшая от пота и крови, как недовольно ежится. Он надавил пальцами на лоб – режущая часть бура уже поднялась туда. Теперь сучка была мертва, а карлик висел поперек рамы какого-нибудь здоровенного мотоцикла. И скоро появится мистер Костяное Лицо на своем грохочущем звере и сообщит констеблю, что дело сделано. В багажник «Плимута» загрузят мешки денег – плату за Джона Эйвери, – а острозубый достанет сумку и вручит Чарли Риддлу, будто приз. Внутри будет серо-зеленый человеческий глаз. «Миранда, – думал Риддл, – у нее всегда были глаза матери». Но это был не конец, нет, потому что в Воскресном доме еще ждала баба Эйвери – черная, стройная и нахальная. Ох как она загорюет, когда узнает, что ее муженька продали в рабство. «Точно как твоих предков», – возможно, скажет ей Риддл, а потом рассмеется и ткнет сигаретой ей в ухо, а потом Роберт Алвин будет держать ее за руки, чтобы она могла смотреть, как он размозжит мозги ее ребенку рукоятью своего «Скофилда».

Господи боже, до чего же это прекрасно.

«Только почему у меня башка так раскалывается?»

Бур вошел еще глубже, нервы напряглись сильнее. Он вытащил сигарету. Кончик загорелся красным.

Фанера, закрывавшая дверь старого кафе, была расшатана, и он, оттянув уголок, пролез внутрь и стал бродить в благословенном мраке развороченного здания по вырванным страницам телефонной книги и старых меню, разбросанных кругом, будто грязные перья в пустом гнезде.

Когда они явились, приехали с запада, группа мотоциклов катилась по асфальту, что стелился по равнине длинным горячим языком. Он услышал их из здания, а когда вышел за дверь, то понял, что Роберт Алвин тоже был начеку. Заместитель наполовину выбрался из автомобиля, одним ботинком стоя в нем, а другим на дороге. Мотоциклы заехали на парковку рядами по двое, всего их было шесть. Нарезав пару кругов вокруг «Плимута», они сбросили скорость на втором и загазовали. Риддл понял, что сейчас будет, в тот же миг, когда это произошло, – и это показалось ему совершенно немыслимым. Ощущение было такое, будто он терял равновесие, будто весь мир покачнулся у него под ногами.

На третьем мотоцикле вторым номером сидела женщина с толстыми руками, в белой футболке, отрезанной над животом. Она вытащила дробовик из футляра у хромированной трубы на боку мотоцикла. В шуме моторов Риддл даже не услышал выстрела – только увидел вспышку и последовавший за ней дым. Окно в открытой двери «Плимута» взорвалось, отбросив Роберта Алвина обратно в салон.