Зои Аарсен - Холодный как мрамор [litres]

Я вздрогнула:

– Что это значит? Мы снова должны сыграть с Вайолет в игру?

Я чувствовала, как водитель проезжающего микроавтобуса вытянул шею в мою сторону. Не знаю, видел ли он Дженни, но определенно видел меня и, вероятно, удивился девушке, одиноко бредущей сквозь метель, и следующему за ней «Мерседесу», полному подростков.

– Сыграй в игру, и я покажу ее смерть. Это единственный способ.

Бип-бип!

Я повернулась и увидела, как позади меня «Мерседес» слегка заехал на левую полосу и чуть не врезался в микроавтобус. Генри нажал на педаль тормоза и соскользнул с тротуара на усыпанную гравием обочину. Микроавтобус также притормозил, его задние колеса заскользили по свежему снегу. Я оглянулась через плечо и увидела, что Дженни пропала, но темная лужа крови на снегу осталась на том месте, где только что стояла моя сестра. Я почувствовала, как кто-то невидимый ударил меня в область солнечного сплетения, выбивая из легких весь воздух, и скорчилась от боли. Дженни исчезла прежде, чем я успела сказать ей все, что держала в себе со второго класса, и спросить, не было ли у нее сообщений для мамы, которые я могла бы передать от ее имени. И мне не удалось задать самый главный вопрос: как мне снова с ней связаться?

«Мерседес» остановился, наконец оказавшись «У Свена», то есть в десяти метрах позади места, где стояли мы с Дженни. Водитель микроавтобуса вышел из машины, оставив включенным двигатель, чтобы подойти ко мне. Он был средних лет, с бородой, в большом зимнем пуховике, расстегнутом и обнажавшем отвратительный рождественский свитер. В микроавтобусе были и другие люди – вероятно, его жена и дети. Когда он подошел ко мне почти вплотную, то спросил:

– Ты в порядке? Что ты здесь делаешь так поздно ночью?

– Я в порядке, – заверила его я, дрожа всем телом из-за испытанного только что эмоционального напряжения. Утерев перчатками слезы на щеках, я поняла, как подозрительно выглядело то, что я плачу, держась за живот, на обочине дороги, пока мои друзья наблюдают за мной из теплой машины.

– Эти ребята тебя обидели? – спросил водитель микроавтобуса, кивая в сторону «Мерседеса». Генри вышел из машины и остановился у двери, готовый, если потребуется, прийти мне на помощь.

– О нет, нет, – успокоила я мужчину. – Это мои друзья.

Я смахнула снежинки, упавшие на ресницы, и вдруг поняла, насколько зловеще выглядело то, что я шла по обочине, а машина следовала за мной.

– Тогда почему ты не с ними в машине? Здесь холодно, – ответил он, рассердившись на меня за то, я не нуждалась в помощи.

– МакКенна, – позвал Генри. – Пойдем.

Я солгала мужчине:

– Все хорошо, это просто игра.

Я побежала по снегу в «Мерседес», а Трей, сидя на заднем сиденье, наклонился и толкнул дверь, которую я оставила открытой, чтобы мне было удобнее залезать в машину.

– Вам, ребята, лучше бы поскорей поехать домой. Надвигается сильная метель. – крикнул мне вслед водитель микроавтобуса.

– Спасибо! – воскликнула я.

Генри даже не дождался, пока я пристегну ремень безопасности, и нажал на газ, несмотря на скользкий снег. Несколько минут мы ехали в тишине, позволившей мне смотреть в окно на тихое шоссе, окруженное медленно падающими снежинками. Я надеялась, что Генри включит радио и друзья не услышат мои сдавленные рыдания. Потерять Дженни во второй раз было еще хуже, чем восемь лет назад, когда она умерла, потому что теперь в моем сердце зародилась надежда, что я смогу восстановить с ней связь – хотя ничто из того, что она сказала, не указывало, что это было возможно.

Кровь, сочившаяся изо рта Дженни, сильно меня встревожила. Я уверяла себя, что это была часть легенды Кровавой Хизер, но не была уверена в том, что призраки могли чувствовать боль, а кровь – ее зловоние, жар, исходящий от темной жидкости, – были самой реалистичной частью появления Дженни. Невыносимо было думать, что сестра так страдает в загробной жизни, и я очень надеялась, что ей пришлось пережить такое суровое испытание как необходимую часть снежной ночи на шоссе 32 ради встречи со мной. Кровь также служила напоминанием о предсказании, которое Вайолет сделала о Мише. Кашляет, задыхается, не может дышать. Новолуние должно было начаться через двадцать четыре часа, и Дженни только что сказала, что кто-то уже умер.

Надеясь увидеть следы Дженни среди звезд, я взглянула на небо, но пушистые облака и падающий снег скрывали его. Меня вдруг атаковало странное ощущение, которое можно сравнить лишь с распусканием бутонов. Будто артерия, которая была закрыта с восьмилетнего возраста, внезапно открылась, и в нее хлынул поток горячей крови, несущей в себе счастье, о существовании которого я забыла.