Робертсон Дэвис - Чародей [litres]

Что касается алкоголизма Чарли, то самое близкое известное мне его подобие в литературе – Мармеладов из «Преступления и наказания», беспробудный пьяница, который признается Раскольникову, что пропил чулки жены. Мучительное раскаяние, словесные излияния жалости к себе, полное понимание глубины бездны, куда упал, и неспособность подняться – все это роднило его с Чарли, но где Мармеладов бормотал, там Чарли вещал, как опытный ритор, который всю жизнь проповедовал и призывал к покаянию.

Было ясно, что он сильно пьет уже много лет, но, как и многие его товарищи по несчастью, пока не впал в mania a potu [96] Безумие от пьянства, белая горячка (лат.) . : ему не казалось, что у него по телу ползают какие-нибудь твари, и не мерещились в темных углах ни змеи, ни чудовища. Я повидал случаи белой горячки среди божьих людей – я был ближайшим врачом, и меня часто вызывали, если в крипте что-нибудь случалось. В том, что я шел на эти вызовы, нет моей заслуги. Я совсем не хотел покидать постель и целый час возиться с безумцем, прежде чем его увезут в больницу. Но как отказаться? Моя профессия – сострадание, а если сострадание не возникает само, его приходится имитировать.

Чарли – это реальность, которую романтизировали писатели, в том числе великие. Я буду использовать Чарли как эталон, сравнивая с ним литературных пьяниц, о которых намерен писать в своей «Анатомии».

Заполучить Чарли для лечения оказалось непросто. Поначалу он при виде меня попросту бежал – в буквальном смысле. Куда же? В крипту, но, когда я следовал за ним, его там не оказывалось, а прочие бродяги с жаром, выдающим лгунов, утверждали, что его там и не было. Наконец до меня дошло, что Чарли, без сомнения и весьма уместно, прячется в том, что Дарси Дуайер окрестил «тайником священника».

В суровые времена в Британии, когда для католического патера попасть в руки протестантских фанатиков означало верную смерть, многие семьи, втайне исповедующие католичество, устраивали у себя потайную комнату, а чаще – жалкий чердак или чулан; такое убежище называли «тайником священника», потому что в нем прибывший с визитом священник мог спрятаться от обыска. За древней печью, которой отапливался храм Святого Айдана, была ниша в стене – такого размера, что в ней едва-едва мог улечься человек; когда-то она служила ямой для золы, и сверху над ней имелся люк, через который золу выгребали. Когда храм перевели на масляный обогрев, этот несчастный закуток вычистили, хоть и не очень старательно, и отгородили от остальной крипты несколькими листами гофрированного железа. Именно в этой грязной дыре я наконец загнал Чарли в угол.

Мне пришлось его уговаривать, чтобы он согласился принять мою помощь. Он исходил стыдом и от стыда вел себя безобразно и всему противился. Он как будто оказал мне милость, позволив вытащить себя из «тайника священника» и из крипты. Кристофферсон пропустила его через курс ванн, которые наконец выполоскали и вытянули из него грязь через кожу. Они также выполоскали и вытянули из него алкоголь, частично, оставив его обессиленным и немощным. Встал вопрос: что с ним делать? Куда его приткнуть?

В моей квартире над клиникой была только одна спальня, моя и весьма удобная. Ничего не оставалось, как разместить Чарли там, а мне приходилось спать на диване в библиотеке гостиной. Я очень чувствителен к подобным вещам, и оттого, что приходилось спать там, где я работаю, потом прибираться и прятать постель, а затем проводить целый день со своими апоретиками, мне начинало казаться, что меня разжаловали из высшей касты или швырнуло на дно общества, – нелепое, но оттого не менее жгучее чувство. Кристофферсон приглядывала за Чарли, лежащим в моей кровати, в моей пижаме: он пытался проспаться после нескольких лет пьянства, которое тем не менее как-то держал под контролем, чтобы приемлемо, хоть и не блестяще, исполнять обязанности священника.

Наверное, я по натуре не очень люблю ближних. Я занимаюсь благотворительностью, но не могу убедить себя, что это доставляет мне удовольствие. Я не мог бросить Чарли на дне, но хотел от него избавиться – или, по крайней мере, убрать его из своей постели. Я воззвал к канонику Картеру. Профессия обязывала его к доброте, и он выразил сочувствие и беспокойство, но решения не предложил. Я спросил, не найдется ли для Чарли места в храме Святого Айдана. Нет ли в доме при церкви свободной комнаты, где он мог бы пожить. К несчастью, в комнатах нуждались два младших священника, так как условия их найма включали жилье; а горы бумаг, необходимых для управления приходом, занимали все остальное место. Канонику и его жене пришлось ужаться до крайности, чтобы их дом мог вместить бизнес-документацию, которая теперь, по-видимому, была главным делом в приходе Святого Айдана. Канонику очень жаль, но…