Робертсон Дэвис - Чародей [litres]

А может быть, для Чарли можно найти какую-нибудь работу в храме? Ключарем, пономарем, бидлом или что-нибудь вроде этого? Каноник улыбнулся, выражая глубокое сострадание моей невинности. Устроить на черную работу бывшего настоятеля в приходе, где его многие помнят и скоро все узнают его историю? О нет! Каноник и помыслить не может, чтобы подвергнуть Чарли такому унижению. Кроме того, Чарли до сих пор священник и потому в церкви должен священнодействовать или не делать ничего. Каноник чрезвычайно отчетливо дал понять, что в его церкви Чарли священнодействовать не будет.

Каноник упомянул о людях, знающих историю Чарли, но сам ее не знал и даже не попытался узнать. Однако я мало-помалу выведал ее, и это оказалась история весьма знакомого мне типа – не трагедия, но рассказ о том, как человек переносит неприглядную жизнь, в которой не видно ни единого просвета. Героев боги уничтожают внезапным ударом, но нас, посредственностей, они стирают в порошок постепенно, в течение долгих утомительных лет.

Чтобы рассказать историю Чарли, нужно сначала объяснить несколько фактов; они многим покажутся тривиальными, а рассказ о них – выражением снобизма, но они все равно способны сделать человека глубоко несчастным.

Должность, куда епископ по наущению архидиакона Алчина сослал Чарли, состояла в пастырском попечении о шести небольших церквушках, расположенных в той части провинции Онтарио, которая лишена и романтики Севера, и близости к цивилизации Юга (как это слово понимают в Канаде). Скудно населенный приход не принадлежал к Торонтовской епархии: Алчин проявил священническую ловкость рук и уговорил соседнего епископа, чем-то ему обязанного, принять Чарли под свое крыло – но лишь под самый дальний, облезлый кончик этого крыла. Жители нового прихода Чарли кое-как существовали за счет приусадебного хозяйства, мелкой лесозаготовки и редкой подработки на строительстве дорог. Они не были ни процветающими, ни жизнерадостными людьми. Кажется, что шесть церквей – это очень много на одного священника, но от Чарли не ожидалось, что он будет посещать их все каждое воскресенье; в двух из них он бывал только раз в месяц. Церкви отстояли недалеко друг от друга; то есть недалеко, если у вас хорошая машина, легко проходящая по бездорожью. Но очень далеко, если у вас только дряхлый мопед, уже впадающий в старческую немощь, а вы совершеннейший новичок в механике или, как сейчас говорят, страдаете техническим идиотизмом. Рыдван Чарли веселил его малочисленных прихожан, но Чарли было не до шуток, если мопед, как это часто случалось, ломался где-нибудь вдалеке от мест проживания мастеров, способных его починить.

Прихожане – о, как раз тут Чарли и можно было бы обвинить в снобизме. Он вырос в культурной семье и получил дорогое образование. Он был неглуп и не стремился к невозможному. Но все же он не мог не мечтать хотя бы изредка о скатерти, о ножах и вилках из благородного металла, не потемневших от времени и не хранящих между зубьями остатки прошедших трапез. Он мечтал о постельных принадлежностях, которые не были бы ворохом рваных лоскутов, и о постельном белье, которое не было бы фланелевым, истертым до полной потери ворса. И чтобы эти простыни меняли чаще, чем то было заведено у мисс Энни Макгрудер, поскольку именно Макгрудеры предоставляли Чарли кров и стол.

И разве могло быть иначе? Священники всегда жили у Макгрудеров. Для тех это была форма пожертвования на благие дела. Макгрудеры брали с Чарли меньше, чем взяли бы, не будь он служителем церкви – если бы кто-нибудь, не будучи служителем церкви, вдруг захотел у них жить и столоваться.

Они ели на клеенке такой старой, что от нее пахло едой давно минувших дней. Они ели на кухне. Не на такой, какой она представляется городскому жителю, – с хорошенькими занавесочками, шкафчиками, которые, по мнению современного массового застройщика, выглядят мило, и электрической или газовой плитой, такой красивой, что кажется – это и не плита вовсе. Макгрудеры не знали подобной персидской роскоши; печка у них была черная и, когда топилась, пахла раскаленным чугуном. За печкой часто курица высиживала цыплят в картонной коробке; перед печкой лежали в коме две вонючие старые собаки, славные своей полезностью на охоте и в качестве сторожей, и испускали зловонные газы. На специальном собственном стульчике, на собственной подушечке, очень старой, спал кот, пожилой самец. Каждое из этих созданий вносило свой вклад в характерный для кухни букет запахов, ибо все окна тут были плотно законопачены газетой, чтобы зимой не тянуло холодом, а на лето их не расконопачивали, чтобы не утруждать себя лишний раз.