Робертсон Дэвис - Чародей [litres]

Конечно, я не мог прямо заявить об этом испуганному пациенту, сидящему в кресле напротив меня. (Я никогда не сижу за столом: всегда в кресле, лицом к пациенту, и мое кресло такого же размера, как у него.) Кто же хочет услышать от своего врача, что умирать все равно придется рано или поздно, и что доктор не в силах сказать когда, и что никакие действия не смогут изменить этот факт? К тому же практически в любом случае что-нибудь да можно сделать – хотя бы обеспечить пациенту физическое удобство, уменьшить боль или до некоторой степени компенсировать увечье до тех пор, пока не случится неизбежное.

Я ни в коем случае не сбрасывал со счетов лекарства, которые могли помочь моим пациентам, и услуги Кристофферсон, которая блестяще владела различными видами мануальной терапии и обладала сильнейший интуицией в том, что касалось ее применения. Я не то чтобы свято верю любым словам сторонников психосоматической медицины, но слушаю их внимательно. Разумеется, дух влияет на тело; но и тело влияет на дух, а выслушивать в споре только одну сторону означает пропустить многое в прямом смысле жизненно важное. Разве не говорил Монтень в своей удивительной и глубоко оригинальной мудрости о «тесной связи души с телом, сообщающих друг другу свое состояние»? [82](И разве сразу после этого он, типично для мудреца XVII века, не пускается в какие-то дичайшие измышления о дурном глазе и о том, что женщина, носящая дитя во чреве, своими фантазиями влияет на внешность будущего ребенка? Даже мой любимый Роберт Бертон не смог избежать влияния своего времени – точно так же как мои современники не в силах избежать шарлатанских аспектов современной науки.)

Мне кажется, человечество постоянно ищет перчатку, которой можно замаскировать железную руку Судьбы. Эти перчатки люди зовут болезнями. Мы, врачи, боремся с ними. Но стоило нам вроде бы совладать с туберкулезом, как он появился снова, еще сильнее, чем прежде; рак все так же косит людей; и СПИДу пока не видно конца. Человечеству нужно что-нибудь такое, чтобы навесить на него свой великий страх перед смертностью человека.

Я вспоминаю одну пациентку, которая со мной уже три года. Ее зовут Пруденс Визард. В ней живет какая-то бродячая болезнь – сперва обитала в спине, оттуда перебралась в левую ногу, потом в затылок, а сейчас разбила временный лагерь в правой руке. Пациентка испытывает настоящую боль, и эта боль ее уродует: сперва миссис Визард ковыляла, потом прихрамывала, потом ходила со свернутой набок шеей, а теперь утратила способность пользоваться правой рукой – даже вилку не может ко рту поднести. Кристофферсон с ней не совладала: как только больному месту чуть легчает от процедур, болезнь перескакивает куда-нибудь еще. Соляные ванны пациентке не нравятся: она говорит, что они сушат кожу, хотя этого не может быть, потому что Кристофферсон вымазывает на нее увлажняющий крем целыми банками после каждой ванны. Мои попытки проникнуть глубже симптомов и докопаться до того, что ее в самом деле гложет, потерпели неудачу. Все, что я могу, – это давать ей успокоительные – настолько слабые, насколько мне удается с ней сторговаться. Будь я хорошо информированным врачом XIX века – например, учеником Шарко, – я бы назвал ее истеричкой и забыл о ней. Но я так не поступаю. Почему она истеричка? Этому должна быть причина – физическая или умственная.

Ее мучает не «меланхолия монахинь, девственниц и вдов», ибо она не относится ни к одной из этих групп. По-видимому, она ведет вполне удовлетворительную половую жизнь, если только мистер Визард при нечастых визитах в ее интимную сферу не задевает очередное многострадальное больное место. Она равнодушна к сексу, но изначально придерживается убеждения, что «мужчинам это надо», а следовательно, это долг, который нужно исполнять. Оргазмы бывают, но не всегда. Питается хорошо. Любит вино. Денежных проблем нет (Визард работает в инвестиционном банке). С детьми отношения тоже хорошие, насколько это возможно для хронически больной. Непривлекательной ее не назовешь, одевается хорошо, читать не любит, но часто ходит в кино. Я предложил ей совершить некоторый экскурс в религию, забыв ту чепуху, которую ей вдалбливали в детстве. Теперь она ходит к Святому Айдану, и очень жаль, потому что она часто подстерегает меня после службы с рассказами о своих страданиях или сигналит мне через головы других прихожан, что переносит свою боль мужественно (с намеком, что пора бы мне ее и исцелить).