Робертсон Дэвис - Чародей [litres]

– Я тоже не понял, – заметил Дарси. – Но я полагаю, ты специально хотел его запутать. Ну так ты и меня запутал. Объясняйте, доктор, объясняйте.

– Вот что я рассказал этому дурачку: пациент, который приходит ко мне и приносит свою болезнь – свою настоящую болезнь, а не просто коллекцию симптомов, – это Виндиго в бутылочке. На случай, если ты слишком погрузился в григорианские песнопения и не знаешь, что такое Виндиго, – это чудовище-людоед; оно похоже на болезнь или расстройство, если выражаться чуть более обобщенно, но более точно. Оно пожирает людей. Тогда с помощью комбинированных методов – современной науки, откровенного и открывающего мне многое разговора и интуиции – мы выпускаем Виндиго из бутылочки и узнаем, что он такое. Затем мы слегка унижаем его, чтобы показать, кто тут главный. Поставить его в правильную перспективу, так сказать. И когда чудовище слегка ужалось и стало не таким страшным, мы требуем, чтобы оно выдало нам секрет исцеления. Если повезет, оно его выдаст, а если не повезет, то, по крайней мере, пациент в течение нескольких недель получает пристальное, заботливое внимание, а это само по себе иногда творит чудеса.

– И все это ты рассказал шпику?

– Несколько более подробно, потому что до него плохо доходило, но, по сути, да. Услышать голос; открыть то, что прежде было скрыто; бросить вызов чудовищу; торговаться с ним и достичь компромисса. Это в самом деле работает. Для меня работает каждый раз.

– Я уже где-то слышал эту сказку.

– Наверняка. Она из сборника братьев Гримм.

– Не индейская?

– У индейцев наверняка найдется своя версия ее же. Это одна из тех сказок, которые встречаются повсюду и содержат великую истину. Я только приспособил ее под свои нужды.

– Виндиго, кажется, глуповат.

– Да. Болезни тоже глупы. Сильны, страшны, но глупы.

– Интересно, понял ли тебя соглядатай. Очень любопытно, что он отрапортовал начальству.

– Я полагаю, мы никогда не узнаем.

– Джон, мне бы очень хотелось, чтобы ты применил Виндиго-терапию к нашему общему другу, отцу Айрдейлу. Кажется, он становится странноват.

– Я наблюдал за ним, слушал его проповеди. Мой диагноз – не совсем в терминах Виндиго – инфляция эго.

– Раздутое чувство собственной важности?

– О, нечто гораздо, гораздо большее.

Дом пастора

Кокрофт-стрит

Торонто, Онтарио, Канада

Милая Барб!

Ты не поверишь, как изменился весь дом теперь, когда Дражайшая получила настоящий заказ – даже два, если считать работу для доктора Халлы. Настолько, что мы – это придумала Дражайшая – вознесли благодарность в храме Святого Айдана, и не только устную, но и осязаемую. Я обещала вышить фелонь – ну ты знаешь, это вроде плаща, который священник надевает поверх стихаря, когда служит мессу. У них есть какие-то облачения, но совершенно ужасные; и если мы с Эм и можем чем-то помочь приходу, это пожертвовать новые облачения, сделанные с бо́льшим вкусом и лучшим качеством работы. Большинство облачений сшито монахинями – они прекрасно шьют, но, дорогая, что за узоры! Разрази меня гром! Худший образчик поздневикторианской продукции, облезлая, поношенная мишура. А ты помнишь, что много лет делала моя бабушка для Королевской Школы Вышивки, когда была энтузиасткой: она не только покровительствовала школе и поддерживала ее финансово, но и сама орудовала иголкой так, что загляденье. Я не сомневаюсь: весь талант, весь глазомер, какой у меня есть, – это от бабушки. Поэтому я разработала потрясающе красивый рисунок, который будет выполнен в технике аппликации (кажется, я правильно написала), и теперь не покладая рук его воплощаю. Материал я достала через костюмера «Гильдии актеров», то есть практически по себестоимости, по оптовой цене; большая часть его – на самом деле мебельная ткань, потому что ткань для облачений должна быть тяжелой, и на ней я вышиваю потрясающие символы, скопированные из книги рукописей; достаточно большие, чтобы создавать сильное впечатление (об этом монахини, бедняжки, не знают ничего), репсом потрясающих цветов. А для видимых стежков – золотая нить, которая стоит целое состояние, и с ней очень трудно работать, она царапает пальцы. [1] Я тружусь над этим каждую свободную минуту. Я отложила свои гравировки, пока шитье не будет готово, но в таком большом хозяйстве, как у нас, масса работы по дому и еще выпечка на воскресенье.

В церкви нашему будущему подарку очень рады, и отец Чарльз не сомневается, что мы – ветви, исторгнутые из огня [72] Иуд. 1: 23. . Отец Хоббс в этом не так уверен и робко заикается, что дорогую ткань можно было бы продать за большое количество пенсов и дать нищим. [73] Но о. Чарли говорит, что нищие обогатятся, увидев своего священника в торжественном облачении, приличествующем для служения Богу; давать нищим необязательно значит пихать котлеты в глотки бродяг и тунеядцев, которых отец Хоббс зовет божьими людьми. Так что бедному отцу Хоббсу пришлось закрыть рот и смириться, что он и проделал с ангелической улыбкой.